Из соседних камер послышались свист и улюлюканье. Преступники столпились за решетками своих камер. Клер не увидела своего отца; должно быть, он не слышал, что здесь произошло.
Разъяренный тюремщик смотрел на Клер с бессильной злобой. Кустистые брови нависали над карими глазками-бусинками. Помолчав, он сказал:
– А вас я здесь уже видел.
– Вы ошибаетесь, – презрительно фыркнула Клер. – Если это вас не слишком затруднит, будьте любезны, проводить нас в камеру мистера Холлибрука.
Он оскалился, обнажив почерневшие зубы, и ткнул пальцем в конец коридора:
– Последняя справа. И смотрите, без фокусов, иначе получите пинка под свои распрекрасные задницы.
Когда они пошли по коридору сквозь ряд зарешеченных камер, Розабел схватила Клер за руку и шепнула:
– Ты такая смелая. Где ты научилась этим приемам?
– Я выросла в бедном районе, где каждая женщина умеет себя защитить.
– Я думала, ты из приличной семьи.
– У нас было мало денег.
– О, как ужасно! К счастью, сегодня это нам пригодилось. Хорошо, что я взяла тебя с собой!
– Плохо, что вы вообще сюда пришли. – Клер поняла, что у нее появился шанс, и строго добавила: – Теперь вы понимаете, что я имела в виду. Тюремщики ведут себя ничем не лучше преступников.
Розабел оглянулась.
– Ужасный человек. Я чуть не упала в обморок.
Но вид у нее был скорее возбужденный, чем испуганный. Ее голубые глаза горели азартом. Она чуть ли не улыбалась заключенным, которые молили ее подойти поближе к решетке и подарить им поцелуй.
Неужели она не понимает, какая опасность ей здесь грозит? Или вся эта наивность – сплошное притворство?
В который раз Клер спросила себя, не ошиблась ли она, исключив кузину из списка подозреваемых. Она считала, что у Розабел не хватило бы мозгов, чтобы совершить серию дерзких ограблений. К тому же она казалась слишком добросердечной, чтобы взвалить вину на невинного человека, тем более на своего родственника. И все же…
Что, если инициатором является лорд Уоррингтон? Боже милостивый, не мог же он поручить Розабел, красть драгоценности! А что, если Розабел пришла сюда для того, чтобы насладиться своей победой?
От этой мысли внутри у Клер все перевернулось. За прошедшие несколько недель она успела привязаться к своей взбалмошной, глуповатой, но все же очень доброй кузине. Не может быть, чтобы она была способна на такое коварство. Но полностью исключить такую возможность Клер не могла.
Когда они приблизились к последней камере, Клер выступила вперед. Несмотря на страх разоблачения, она не могла дождаться, когда увидит отца.
Они остановились возле небольшой узкой камеры с маленьким окошком в каменной стене. Папа сидел, скрестив ноги на голой железной кровати, набросив на плечи залатанное коричневое одеяло. У Клер навернулись слезы, когда она увидела знакомое дорогое лицо. На коленях у него лежали какие-то бумаги. Клер поняла, почему он не услышал шум в коридоре. Когда отец занят работой, весь остальной мир перестает для него существовать.
Он обмакнул перо в чернильницу и начал что-то быстро писать. Прядь каштановых, с проседью, волос упала ему на лоб, и Клер вспомнила, как мама зачесывала его волосы назад своей любящей рукой. Как мама горевала бы, если бы увидела его здесь!
Розабел поставила корзинку на пол. Ухватившись за прутья решетки руками в белых перчатках, она тихо позвала:
– Мистер Холлибрук! Это вы?
Он поднял на нее глаза, удивленно нахмурил брови. Взгляд его голубых глаз показался Клер усталым. Он поправил очки и посмотрел на Клер.
Сердце у нее сжалось, когда на его лице вспыхнула радость. Даже в этой убогой одежде, заросший щетиной, со спутанными волосами, он был ей дороже всех на свете.
Он открыл рот, собираясь, что-то сказать, но Клер нахмурилась и отрицательно покачала головой. Он бросил взгляд на Розабел, потом снова на Клер. К ее громадному облегчению, он кивнул, давая понять, что понял ее предупреждение.
Отложив рукопись, отец встал с кровати. Цепи, в которые были закованы его ноги, глухо звякнули об пол. Так он мог передвигаться по камере, но не мог убежать. Даже в этом положении отец умудрился отвесить им вежливый поклон.
– Прошу меня простить. Кажется, мы не знакомы.
– Мы никогда не встречались, – быстро затараторила Розабел, – но, сложись обстоятельства иначе, мы могли бы быть очень близки. Дело в том, что я ваша племянница, леди Розабел Лэтроп. А это моя компаньонка миссис Клара Браунли. Мы пришли, чтобы поддержать вас в вашем тяжелом положении.
Отец долго смотрел на Розабел, словно пытаясь разглядеть в ней сходство со своей женой. Клер закусила губу. Отец был очень добрым, мягким и приветливым человеком – ко всем, кроме аристократов, тем более членов семьи мамы. Она не удивилась бы, если бы он отказался разговаривать с Розабел.
Клер поступила против его воли, когда устроилась компаньонкой в дом своего деда. Папа решительно возражал против ее плана, считая его слишком опасным. В письмах, которые ей передавал мистер Мэнди, папа умолял ее немедленно покинуть Уоррингтон-Хаус. Сейчас, увидев ее вместе с Розабел, он оказался перед дилеммой.
– Вам не следовало сюда приходить, – строго сказал он. – Тюрьма неподходящее место для юных леди.
– Вот и Брауни так говорит. Но мне так хотелось познакомиться с вами, дядя Гилберт, – можно я буду вас так называть? – Розабел нерешительно улыбнулась. – До недавнего времени я не подозревала о вашем существовании. Мне говорили, что тетя Эмили умерла совсем молодой.
– Она умерла для Уоррингтонов.
Горечь в голосе отца вынудила Клер приблизиться к окошку и вступить в разговор.
– Леди Розабел переживает, что вас содержат в плохих условиях, сэр. Как вас здесь кормят?
Она смотрела на него с любовью и заботой. Он похудел, одежда болталась на нем как на вешалке. Черты лица болезненно заострились. Клер опасалась, что скудный тюремный паек, состоявший из хлеба, воды и небольшого куска мяса один раз в неделю, сильно подточил его силы.
Взгляд отца смягчился.
– Не волнуйтесь, – сказал он с улыбкой. – У меня великолепные апартаменты, – он указал на железную кровать, – отличный вид из окна, а теперь еще и чудесная компания.
Сморщив носик, Розабел оглядела камеру.
– А где матрас и подушка? И почему здесь нет хотя бы угольной жаровни? Нет, это ужасно.
– Мне много не надо, – заверил ее отец. – Отдельная комната, бумага и перо. Большего нельзя и желать.
«Кроме свободы, – подумала в отчаянии Клер. – Если бы я только могла вернуть ее тебе».
– Я полагаю, вы откажетесь от моей помощи из-за того, что сделал когда-то мой дед. Должно быть, вы презираете его за то, что он лишил тетю Эмили наследства.
– Я думаю, мистеру Холлибруку неприятно вспоминать об этом, миледи, – заметила Клер.
Розабел опустила голову, словно маленькая девочка.
– Простите, если я допустила бестактность, дядя. Это оттого, что я почти ничего не знаю о вас.
Гремя цепями, отец приблизился к окошку.
– Я думаю, ваше любопытство вполне объяснимо. Но я не могу поверить, чтобы вы пришли сюда с разрешения лорда Уоррингтона.
– Маркиз – очень строгий человек, – сказала Клер. – Именно поэтому мы должны немедленно уйти отсюда.
Розабел покачала головой:
– Нет, я еще не собираюсь уходить. – Она боязливо оглянулась и понизила голос до шепота. – Я должна
