готтентот целится прямо в небо. Проследив за направлением ствола, майор разглядел на вершине противоположного утеса мелькнувшую тень.
Прямо на его глазах оттуда свалился еще один огромный валун, потом другой. Откинув голову, Зуга прищурился, вглядываясь в гребень утеса. Неужели здесь есть люди? Нет, наверное, какой-то зверь.
Охваченный суеверным ужасом, Зуга представил себе стаю гигантских обезьян, которая обстреливает караван громадными камнями, но тут же пришел в себя и стал прикидывать, как вскарабкаться повыше, чтобы стрелять без помех в неведомого врага.
От уступа, на котором стоял майор, круто поднималась еле заметная тропка, истертая до блеска крошечными лапками горных даманов. Этот блеск и привлек внимание бывалого солдата.
– Ни шагу дальше! – крикнул он Робин, но сестра преградила ему дорогу.
– Зуга, что ты задумал? – спросила она. – Наверху люди, в них нельзя стрелять!
Щеки ее еще хранили следы слез, но глаза смотрели твердо и решительно.
– Прочь с дороги! – рявкнул он.
– Зуга, это убийство.
– Они делают то же самое.
– С ними можно договориться…
Зуга протиснулся мимо нее по узкому уступу. Робин схватила его за плечо, пытаясь удержать, но он стряхнул руку и полез наверх.
– Это убийство! – повторила сестра, и Зуга невольно вспомнил слова Тома Харкнесса.
Старик говорил, что Фуллер Баллантайн не колеблясь убил бы любого, кто стоял у него на пути. Так вот что имел в виду Харкнесс! Не пришлось ли отцу прокладывать путь через ущелье с боем, точно так же, как сейчас?
– Если так поступил посланник всемогущего Господа, то почему бы не последовать его примеру? – пробормотал молодой Баллантайн, взбираясь по крутой тропе.
Снизу раздался выстрел, почти заглушенный грохотом новой лавины. Стреляя под таким углом, Ян Черут лишь пугал атакующих, разве что кто-то высунулся бы далеко за край утеса.
Зуга с холодной злостью поднимался вверх, без колебаний ступая на самые опасные места. Из-под ног вылетали мелкие камешки и сыпались вниз с высоты в сотню футов.
Тропинка вела на более широкий уступ, образованный пластами горных пород, что поднимался не так круто и позволял свободно бежать. С того момента, как первый валун обрушился в ущелье, прошло не более десяти минут. Бомбардировка тем временем продолжалась, и от грохота катящихся валунов дрожали скалы.
Впереди по выступам скалы вспорхнула вверх пара маленьких серых антилоп, изящно отталкиваясь удлиненными копытцами. Почти самоубийственным скачком они вознеслись на сорок футов, прилепившись, как мухи, к вертикальной поверхности камня, и проворно скрылись за вершиной утеса.
Зуга невольно позавидовал легкости их прыжков. Пот пропитал рубашку и едкими ручьями заливал глаза. Остановиться и передохнуть не было времени: далеко внизу раздался отчаянный болезненный вопль – валун кого-то зацепил.
Преодолев последний крутой поворот, майор вскарабкался на уступ и очутился на плоской, как стол, вершине, поросшей низким кустарником и колючей желтоватой травой, напоминающей иглы ежа.
Отдуваясь, Зуга растянулся на земле. Протирая глаза, залитые потом, он всмотрелся в утесы на противоположной стороне перевала. По прямой до них было три-четыре сотни ярдов – в пределах досягаемости «шарпса». Стрелять с такого расстояния из гладкоствольного слонового ружья было бы бесполезно.
Глядя через прицел, майор понял, почему нападавшие предпочли противоположную сторону ущелья, а не эту, – на плоскую вершину не вело ни одного видимого прохода, а если и имелась тропа, то тайная и легко обороняемая. Снарядов у нападавших было сколько угодно – круглые валуны валялись повсюду, любых размеров: с голову человека или огромные, как слоновьи туши. Зуга видел, как нападающие перекатывают их через край утеса с помощью тяжелых деревянных рычагов.
Майор навел винтовку, с трудом унимая дрожь в руках. Примерно две дюжины туземцев в кожаных набедренных повязках раскачивали валуны – черная кожа блестела от пота на ярком солнце.
Пока Зуга прицеливался, положив ствол «шарпса» на подходящий камень, враги скинули с утеса еще один громадный валун. Камень со скрежетом сдвинулся с места и полетел вниз с тихим шелестом, похожим на взмахи орлиных крыльев. Пролетев две сотни футов, он рухнул на дно ущелья, и скалы снова содрогнулись от страшного удара.
Небольшая группа чернокожих отошла от края утеса, выбирая следующий снаряд. На голове одного из воинов красовалась пышная львиная грива, рыжеватая, с черными кончиками, благодаря чему он казался выше остальных. Он, похоже, был старшим – отдавал приказы, жестикулировал и толкался.
– Ну, погоди, красавчик! – шепнул Зуга, отдышавшись.
Высыхающий пот приятно холодил спину и шею. Майор установил прицел на дальность в триста ярдов и покрепче уперся локтями в землю.
Грохот выстрела прокатился по ущелью, от края скалы на той стороне отлетел камешек.
– Низковато, но прицел правильный, – пробормотал Зуга, откидывая затвор и вставляя новый патрон.
Выстрел напугал нападавших. Чернокожие озадаченно озирались, не понимая, в чем дело. Вождь в львиной шкуре осторожно шагнул к краю утеса и нагнулся, чтобы осмотреть свежий скол. Коснулся его пальцем…
Зуга взвел курок, поймал в прицел мохнатую львиную гриву и нежно, как опытный любовник, нажал на спуск.
Пуля ударила в тело с глухим чавкающим звуком – так домохозяйка выбивает ковер. Человек-лев резко крутанулся на месте, широко раскидывая руки, потом засучил ногами в судорожном танце и рухнул на острый край утеса, повиснув как загарпуненная рыба. Его спутники застыли как вкопанные, даже не пытаясь помочь. В последний раз судорожно дернув ногами, предводитель свалился в пропасть. Он падал долго, раскинутые руки и ноги вращались, как спицы колеса. С каменистой осыпи далеко внизу донесся глухой удар.
Зуга выстрелил, целясь наугад в тесную кучку людей; тяжелая пуля из «шарпса», закаленная в ртути, пронзила сразу двоих. Толпа распалась на отдельные бегущие фигурки, со скалы отчетливо донеслись испуганные вопли. Прежде чем Зуга выстрелил снова, чернокожие исчезли в расщелинах скал, словно стайка мохнатых даманов.
После грохота падающих валунов и треска выстрелов тишина показалась внезапной и пугающей. С перевала послышался резкий голос Яна Черута. Зуга встал и, уцепившись за ветку кривого деревца, перегнулся через край скалы.
– Сержант, уводите людей! – крикнул он изо всех сил. – Я вас прикрою!
– Людей… дей… дей… – передразнило эхо. – Рою… рою… рою…
Джуба, стоя на коленях у костра рядом с Робин, помогала обрабатывать рану носильщика, которого зацепило осколком камня. Плечо бедняги было разодрано до кости.
– Джуба, – сказал майор, – ты мне нужна.
Юная африканка взглянула на Робин, не зная, подчиниться или нет. Зуга вспыхнул от раздражения. С тех пор как он ружейным огнем отразил нападение чернокожих, а Ян Черут собрал остатки каравана и вывел его из смертельной ловушки к месту нынешней стоянки в предгорьях, они с сестрой не обмолвились ни словом.
– Пойдем, – сурово повторил Зуга.
Девушка опустила глаза и покорно пошла за ним.
Зуга возвращался к ущелью осторожно, через каждые полсотни шагов с подозрением всматриваясь в вершины утесов, хотя был уверен, что сбрасывать валуны больше никто не будет. На всякий случай он держался вплотную к стене.
Они с трудом пробирались по рыхлой каменистой осыпи, поросшей густым кустарником, и потратили почти час, чтобы добраться до места, куда упало тело предводителя чернокожих. На поиски трупа тоже ушло немало времени: он застрял в глубокой расщелине между скал. На теле не было никаких повреждений,
