совершенство.
Такова схема, пока голая схема, но периодические пути рождения и смерти человека ясны уже и теперь. Ясно уже теперь, что вопрос: зачем и почему? — будет решен разумом, то есть самой материей, через бесконечные миллиарды лет, может быть, не ранее того, как изменится вся окружающая нас материя, пройдя постепенно через одушевленную жизнь и мыслящий мозг человека, сверхчеловека и абсолютное его совершенство. В своих построениях я оперирую сотнями миллиардов лет в соответствии с размерами самого космоса, ибо космическая материя, время и разум связаны между собой простым математическим соотношением, которое я еще не написал…
Я молчал, ошеломленный миллиардами лет Циолковского и неограниченным полетом его мысли. Было нечто торжественно-трогательное в этом построении — трагическое для человека, трагическое и вместе с тем великое.
Я молчал и ждал, что еще скажет Константин Эдуардович. И вот он начал:
— Я поделился с вами, Александр Леонидович, своими сокровенными мыслями, которые нельзя опубликовать, ибо еще не пришло время для их восприятия. Я даже не записываю их… Для чего? <… >
Константин Эдуардович на минуту остановился, поправил слуховую трубку и, не услышав от меня ни одобрения, ни протеста, сказал:
— Ну, вот, кажется, и вся теория космических эр. Секретная теория — для «посвященных». Конечно, это только черновой набросок, эскиз, требующий широкой и обоснованной разверстки. Это сделают философы будущего. Судя по вашим стихам, наши точки зрения на эволюцию материи совпадают. У нас имеется только одно расхождение: это — время. Вы, Александр Леонидович, отводите слишком короткое время, я — достаточное. Чтобы ответить на эти вопросы, жизнь человечества и сверхчеловечества растягивается до миллиарда миллиардов лет. И уверяю вас, что это тоже очень небольшое время сравнительно с рождением, становлением, расцветом и исчезновением видимых галактических систем… Перейдя в лучистую форму высокого уровня, человечество становится бессмертным во времени и бесконечным в пространстве. Думаю, что в настоящее время такое «лучистое человечество» никем не может быть понято. Оно кажется нам нелепым, абсурдным… Однако удивительные предчувствия никогда не обманывали мыслящего человека. Форма идеи может быть многообразна: она проявляет себя самым неожиданным образом…
Этот разговор с К. Э. Циолковским и его теория космических эр весьма меня удивили. Он смело обращался с идеей о косной материи, о «лучистом» человечестве и с миллиардами миллиардов лет, которые он отводил ее эволюции, дабы, пройдя через мозг высших организмов, превратиться в необратимую форму лучистой энергии, наиболее совершенную форму материи вообще, да еще вдобавок обладающую каким-то особым космическим сознанием, разлитым в мировом пространстве. Все это показалось мне более чем странным, и высказывания Константина Эдуардовича граничили с мистикой. И то же время всюду была и оставалась до конца материя, ее эволюция и лучистая ее форма. Это было вполне материалистично и, следовательно, никакой мистикой такого рода мировоззрение не обладало. Это я хочу особенно отметить, ибо с первого взгляда может показаться, что данная концепция К. Э. Циолковского метафизична. Обдумывая эту концепцию, я должен был прийти к выводу, что Константин Эдуардович как человек науки не погрешил против основного тезиса передового воззрения и оставался, даже в самых необычайных построениях, человеком прогрессивным — материалистом в лучшем смысле этого слова.
И все же его мысли были удивительны. Может быть, они показались мне столь удивительными? Иначе, либо я их не понял, либо не принял, как своеобразную философию — философию космических эр, объединенных материей. Итак, К. Э. Циолковский, в противоречии со всеми своими высказываниями, вдруг заговорил о конце материи, о конце мира. Это было либо неверно, либо ужасно! Пусть это случится через миллиарды миллиардов лет! Допустим, что это не противоречит некоторому еще не сформулированному закону, которому подчиняется материя, ее бытие в будущем космосе! Кто знает? Это — дело грядущей физики и космических эр.
Тут я ставлю точку. Я останавливаюсь в своих воспоминаниях на этом. Стоит ли продолжать мысль о совсем нам неизвестном и даже непредставимом. Конечно, не стоит. Конечно, не имеет никакого смысла!
Константин Эдуардович, кончив говорить о своей новой теории, поник головой. Несколько минут мы молчали. Левая рука, державшая слуховую трубку, дрожала от усталости, но он этого не замечал. Я сделал ему знак опустить трубку на пол, как он это обычно делал в конце разговора. Я считал, что наш разговор окончен. Возражать, спорить, высказывать недоумение было нельзя. Я должен был сам «переварить» все им сказанное. Я пожал руку Константину Эдуардовича и спустился из светелки вниз. Дома я сделал небольшую запись: «К. Э. Ц., теория космических эр. 1019 земных лет. Стадийность. Энтропия атома. Лучистое человечество»…
Ю. Медведев. «Вся вселенная жива…»
Никто до Циолковского не мыслил такими космическими масштабами!.. Уже это одно дает ему право стать в разряд величайших гениев человечества.
Теперь, когда читатель смог приобщиться к многообразию научно-фантастических идей Циолковского, следует, видимо, задуматься над одним парадоксом. В чем его суть? С одной стороны, сами эти идеи живут полнокровной жизнью в современной науке: в трудах по освоению Внеземелья и поискам внеземных цивилизаций, проблеме бессмертия человека и общих законах эволюции, наконец, в произведениях научных фантастов. С другой стороны, можно с уверенностью заявить, что нынешнее поколение читателей… фантастику отца космонавтики не знает. Ведь последнее заметное издание такого рода, сборник «Путь к звездам», опубликовано ровно четверть века тому назад и давно стало библиографической редкостью. Что уж говорить о брошюрах, таких, как «Богатства Вселенной», «Будущее Земли и человечества», «Звездоплавателям» и многих других, когда-то самолично издаваемых К. Э. Циолковским мизерными тиражами. Раздобыть их практически невозможно.
Давно замечено, что подобные условия — идеальны для разного рода мистификаций. На такую мистификацию и решился ничтожно сумняшеся один литератор, заявив: «…Научные фантазии жанр, безусловно, очень важный и нужный, но к художественной литературе отношения не имеющий. Вспомним, например, известные фантазии К. Э. Циолковского» (Вс. Ревич. На Земле и в космосе. В книге «Мир приключений». М., изд-во «Детская литература», 1981 г.). И что же? Ни одного печатного возражения в ответ. Поди проверь, что имеется в виду под «известными фантазиями». Может быть, Вс. Ревич не знал, сколь высоко ценили эти «научные фантазии» прежде всего сами писатели: А.М. Горький, В.Я. Брюсов, Н.А. Заболоцкий, И.А. Ефремов, Л.Н. Мартынов и многие другие? Вряд ли можно предположить подобное незнание, неосведомленность у автора брошюры «Не быль, но и не выдумка. Фантастика в русской дореволюционной литературе» (М., изд-во «Знание», 1979 г.) Речь должна идти о сознательной попытке вытеснить творения Циолковского из круга художественности. О попытке перечеркнуть известное высказывание академика А. Е. Ферсмана, отмечавшего у Циолковского «несомненный писательский дар и чисто художественно-литературный; его блестящую популяризаторскую поэтическую мысль и научную фантазию».
Помянутый парадокс четвертьвекового невнимания издателей к «научным фантазиям» объясняется довольно просто. Среди работ Циолковского в области авиации и воздухоплавания, ракетодинамики, космонавтики, космической биологии и медицины, естествознания, техники, лингвистики научно- фантастические сочинении составляют лишь малую часть. Как ни странно, бурное развитие космонавтики
