зрения. Например, как и Локк, Кант разделяет либеральную и договорную точку зрения на брак. Однако этот закоренелый холостяк начинает обсуждение брачного права, на котором основаны права домашнего сообщества, следующими эмоциональными словами: «половое общение (commercium sexuale) — это взаимное использование одним человеком половых органов и половой способности другого… Половое общение по закону есть брак (matrimonium), т. е. соединение двух лиц разного пола ради пожизненного обладания половыми свойствами друг друга» [Метафизика нравов в двух частях. Учения о праве часть первая. Права домашнего сообщества рубрика первая. Брачное право. 24. С. 191–192. Женатый Гегель, у которого, как говорят, во время написания Феноменологии духа родился внебрачный сын, характеризовал кантовскую точку зрения как позорную [см. цитату в Гл. 20].]. Не имея достаточного опыта в этой области, он тем не менее выдвигает строгие требования относительно того, что может считаться нормальным половым общением. Он разделяет его на «естественное (благодаря которому создается существо, им подобное) или противоестественное, которое есть общение или с лицом того же пола, или с животным, принадлежащим к иному роду, а не к человеческому; от этих нарушений закона, противоестественных пороков, название которых иногда не произносится, нельзя избавиться никакими ограничениями и исключениями как от ущерба, наносимого человечеству в нашем собственном лице» [Метафизика нравов в двух частях. Учения о праве часть первая. Права домашнего сообщества рубрика первая. Брачное право. 24. С. 192]. По-видимому, Кант не имел бы никакого уважения к правам гомосексуалистов!
Кант является сыном Просвещения. Он выступает за просвещение и автономию личности. И для энциклопедистов-просветителей, и для Канта просвещение является публичным использованием индивидом разума. Люди становятся просвещенными и автономными, размышляя в сообществе с другими. И это публичное использование индивидом разума должно быть свободным. [Ср. воззрения Джона Стюарта Милля на общественное мнение].
Но к этому сообществу дискутирующих частных лиц могут принадлежать только наделенные разумом люди. Для Канта это означает, что совместное обсуждение предназначено только для свободных граждан, обладающих собственностью. Те, кто получает заработную плату, не являются полноценными членами общества, хотя они, благодаря упорной работе и удаче, могут стать в будущем его членами. Оптимизм в отношении прогресса дает определенную надежду для непривилегированных. Согласно Канту, именно материально независимые граждане способны реализовать публичное использование разума: они и образуют культурную, читающую и дискутирующую публику.
Когда эти свободные, размышляющие частные лица приходят к соглашению, то оно является своеобразной прагматической гарантией близости их совместной точки зрения к истине. Продолжительные дебаты способствуют большему приближению к истине. [Ср. точку зрения Хабермаса на значение свободной от принуждения дискуссии].
Итак, с будущим связаны надежды на то, что постоянные публичные свободные дискуссии, в которых принимают участие рациональные индивиды, будут способствовать тому, что истина постепенно, шаг за шагом, будет становиться более очевидной. Таким образом, история как бы решает задачу приближения к истине с помощью построения просвещенного сообщества, в котором происходит свободный обмен мнениями и открытое обсуждение возникающих проблем. Такова основная мысль кантовской философии, вытекающая из его понимания просвещения и автономии. В ней Кант пытается соединить политику и рациональность. С одной стороны, для реализации рациональности требуются определенные политические условия, а с другой рациональность является условием проведения просвещенной политики [Таким образом, Кант принадлежит традиции, которую начали Платон и Аристотель. Но Кант отличается от них, скажем, тем, что понимает воплощение просвещенного общества в качестве регулятивной идеи, в качестве идеальной задачи истории.].
Суждение — телеология и эстетика
Многие считают, что философия Канта сложна и трудна для понимания. Этой философии также нелегко придерживаться в жизни. Но выдвигающие такие обвинения должны одновременно понимать, каких результатов достиг Кант с помощью своей философии. Прежде всего он полностью обосновал современную эмпирическую науку, парадигмой которой служит физика. Кант подготовил почву для исследований, ищущих объяснения причин во всех областях, которые могут быть предметом нашего опыта. Он же обосновал представление о человеке как полностью свободном и нравственно ответственном существе и мотивировал сферу нравственности. Кант делает это, подчиняясь требованиям детерминизма и причинных объяснений и, одновременно, оправдывая свободу воли и нравственность. Как видим, Кант дает ответ на одну из фундаментальных дилемм современной философии: как связаны между собой наука и нравственность.
В дополнение к этому Кант объясняет, каким образом в сциентизированном обществе возможна религия, основанная на вере и откровении. Здесь, как и в случае напряженности между причинным объяснением и моралью, ответ связан с кантовским «коперниканским» переворотом. Вопрос о существования Бога находится вне наших когнитивных способностей. Поэтому все ответы на этот вопрос не могут быть ни доказаны, ни опровергнуты. Кант, таким образом, закладывает философскую основу для протестантской теологии.
Однако трудно согласиться с одним решающим положением кантовской философии, описанной нами. Оно заключается в противопоставлении мира опыта, в котором наши объяснения основаны на причинной связи, и мира нравственности, в котором мы являемся свободными и ответственными. Речь идет о противопоставлении необходимости и свободы, человека как познающего субъекта и человека как действующего существа. Именно в этом пункте в качестве посредствующего звена Кант вводит свою теорию «суждения». После Критики чистого разума и Критики практического разума появляется Критика способности суждения — критический анализ суждений. По мнению Канта, с ее помощью он может связать эти два мира. Суждение является посредником между теоретическим и практическим разумом.
Это посредничество не может быть познавательным (то есть не является тем, чем является теоретическое постижение), потому что в противном случае оно принадлежало бы царству теоретического разума. Но Кант полагает, что мы владеем способностью синтезировать теоретический и практический разум и что мы можем рефлексировать над этой синтезирующей способностью. Именно это Кант и пытается сделать в своей «критике суждения» [Эта тема относится к числу дискутируемых в кантоведении. Ряд исследователей, например, утверждает, что здесь нет никакого синтеза, который осуществляется благодаря третьему фактору, опосредствующему теоретический и практический разум. По их мнению, в конечном счете практический разум является ведущей и определяющей силой по отношению к теоретическому разуму.].
Кант полагает, что суждение раскрывается двумя способами, телеологически и хтетически. Как только речь заходит о формах жизни, мы мыслим телеологически, несмотря на то, что знаем, что все объяснения на деле являются причинными. Однако мы рассуждаем так, как если бы жизнь имела цель и смысл. В результате этого мир становится для нас более осмысленным. Этот спонтанный способ мышления на основе цели и смысла способствует ослаблению напряженности, порождаемой нашей жизнью в двух мирах (необходимость и свобода).
Эстетика примиряет эти два мира иным способом. Она покоится на двух основных типах опыта. Первый — это восприятие того, что является возвышенным (das Erhabene) — например, восприятие великого произведения искусства или восприятие природы. Второй — это восприятие того, что является прекрасным.
И телеологические, и эстетические суждения являются «суждениями вкуса», а не познания. Но это не значит, что нет никакого объяснения вкуса, что вкус является чисто субъективным и произвольным. Кант полагает, что мы способны прийти к общему мнению и в этой области. Но это происходит иначе, чем в случае опыта и теоретического познания. В некотором смысле эстетическое суждение является субъективным, хотя и остается общезначимым. Это можно объяснить на примере того, что все мы будем испытывать одно и то же эстетическое «наслаждение», беспристрастно рассматривая произведение искусства. Когда мы беспристрастны, то все мы способны испытывать одни и те же чувства по отношению к произведению искусства. В результате совпадают наши «суждения вкуса» по поводу этого произведения
