Ее восьмидесяти лет Отяготило бремя. Еще опрятен голубой Его мундир былых времен. Но догадаться мог любой О том, что беден он. Беспечным егерем служил Он четверть века с лишним. И ныне щеки у него Подобны спелым вишням. Никто трубить, как Саймон Ли, Во дни минувшие не мог: Четыре замка той земли Будил веселый рог. Давно уж пуст Айвор, увы! И господа в могилах, Собаки, лошади мертвы — Лишь Саймон пережил их. Былые подвиги его, Как убедиться вы могли, Лишили глаза одного. О, бедный Саймон Ли! Свой век влачит он без детей В существованье скудном, С женою старою своей На выгоне безлюдном. Он весь осунулся, зачах, Фигура сгорблена, крива. На тощих, высохших ногах Он держится едва. Он смолоду не знал труда, Он не ходил за плугом — Явилась к Саймону нужда С годами и недугом. Средь этих пастбищ и полей Вслепую мог носиться он, Опережая лошадей, Ведя счастливый гон. Он все еще от лая псов Приходит в упоенье, От их веселых голосов, Звучащих в отдаленье. Покрепче Саймона была Его жена, старуха Рут, И часто на себя брала Хозяйский тяжкий труд. Но хоть с работой разлучить Едва ли что могло их, — Не много проку было в том, Увы, от них обоих. Близ хижины, поросшей мхом, Принадлежал им клок земли. Ее на пустыре глухом Возделал Саймон Ли. Пришли худые времена: Нет прежних урожаев. Давно заброшена земля По слабости хозяев. О том, что доживает дни, Он скажет сам наверняка. В трудах распухшие ступни Болят у старика. Читатель добрый, вижу я, Ты кротко ждешь развязки. Но я боюсь, что ты желал Какой-то чудной сказки. В воображении твоем Историй разных целый клад. Чудесный вымысел во всем Ты обнаружить рад. Читатель, в сказку мой сюжет Сам превратить попробуй, Поскольку здесь ни сказки нет, Ни выдумки особой. Однажды ясным летним днем Я Саймона увидел — он Над полусгнившим старым пнем Склонился, утомлен. Уже, казалось, целый век,
