самого горизонта, но приближались очень быстро. И в тот же миг Джекоб протянул руку и схватил меня за щиколотку — грубо, властно. Мне пришлось взбрыкнуть пару раз, чтобы высвободить ногу.
Из груди его вырвался слабый клокочущий звук. Я догадался, что это был предсмертный хрип.
Я склонился над телом Джекоба, держась на некотором расстоянии, чтобы он больше не смог до меня дотянуться. Куртка его была порвана и пропиталась кровью. Краем глаза я различил на дороге огни — они приближались тихо, без сопровождения сирен; две машины, что двигались с востока, были еще довольно далеко; одна же — приближавшаяся с юга — казалась значительно ближе.
Джекоб силился приподнять голову, но безуспешно. Взглядом он попытался отыскать меня, но глаза его, на мгновение прояснившиеся, вновь заволокло мутной пеленой. Очки валялись рядом, на дорожке.
Теперь я уже отчетливо слышал шум мотора бешено мчавшейся санитарной машины.
— Помоги мне, — судорожно глотая воздух, произнес Джекоб.
Он повторил это дважды.
Потом потерял сознание.
7
Следующим утром, в самом начале девятого, я сидел в пустой комнате на втором этаже муниципальной больницы Дельфии и смотрел на самого себя, мелькавшего на экране телевизора. В начале обзора новостей диктор вещал из студии, читая что-то по бумажке. У телевизора не работал звук, так что я не мог слышать, что именно он говорит, но догадывался, что речь идет о ночном происшествии: в кадр секунд на пять попал я, снятый в тот момент, когда выходил из полицейской машины и направлялся к больнице. Сгорбленный, с поникшей головой, я шел торопливым шагом и был сам на себя не похож — это обстоятельство меня радовало. Потрясенный случившимся, дрожащий от волнения, я вполне годился на роль, которую мне отвели в этом репортаже.
Следом за мной на экране появилась женщина-репортер, которая говорила что-то в микрофон, стоя перед домом Лу. Одета она была в объемную пуховую куртку и толстые, желтого цвета, горнолыжные перчатки. Ее длинные темные волосы трепал ветер. За ее спиной, на подъездной аллее, просматривались полицейские машины. Снег во дворе был испещрен следами автомобильных шин. Дверь в дом была широко распахнута, и я разглядел в коридоре двух мужчин, которые беспрерывно щелкали фотоаппаратами.
Женщина-репортер говорила недолго, и все это время выражение ее лица оставалось серьезным, скорбным. Ее вновь сменил на экране диктор, и мне показалось, что он адресует ей какие-то слова утешения. На этом выпуск новостей закончился.
Затем прошел блок рекламы и после него начался мультфильм. Я отвернулся от экрана. Вместе с Сарой и Амандой я находился в комнате, которая раньше была двухместной больничной палатой. По какой- то неведомой мне причине мебель отсюда вынесли. Кровати, тумбочки — в общем, все. За исключением лишь двух складных стульев, на которых сейчас сидели мы с Сарой. Пол в комнате был светло-голубым. Я различил место, где раньше стояли кровати: там кафель был чуть темнее, и два прямоугольника выделялись на полу, словно тени. Имелось одно-единственное оконце, скорее, напоминавшее смотровую щель, — той же формы и размеров, что вырубали в стенах старинных замков, чтобы оттуда забрасывать неприятеля стрелами. Из окна открывался вид на автостоянку.
Телевизор был установлен на навесной полке, которая крепилась крюком к потолку. Хотя мне и тягостно было смотреть на экран, тем не менее он прямо-таки притягивал мой взгляд. В комнате имелось всего два объекта внимания — телевизор и Сара, а встретиться сейчас взглядом с ней мне хотелось меньше всего. Я знал, что, стоит мне посмотреть на нее, как я тут же начну говорить, а в том, что нас не прослушивают, я сомневался.
Нам отвели эту комнату в порядке любезности, чтобы мы могли отдохнуть и побыть в уединении. Дело в том, что внизу, в комнате ожидания, устроились репортеры. Я не спал всю ночь, не ел со вчерашнего дня. Я был небритый, грязный, внутри у меня все дрожало.
ФБР не вызвали. Расследованием занялось полицейское управление Фултонского округа. Я битых два часа беседовал с их представителями, и, как мне показалось, все прошло как по маслу. Это были нормальные ребята, как Карл Дженкинс, и они представляли себе картину преступления именно так, как мы с Сарой и ожидали: Лу возвращается домой пьяным, застает Ненси в постели с Сонни, хватается за ружье и убивает обоих; мы с Джекобом, отъезжая от дома, слышим выстрелы, Джекоб бежит к дому, прихватив из машины ружье, Лу открывает дверь, вскидывает свой дробовик, и еще два выстрела сотрясают ночную тишину.
Сотрудники шерифа тоже отнеслись ко мне с большим вниманием и сочувствием — скорее, как к жертве, а не как к подозреваемому, — ошибочно принимая мои душевные страдания из-за тяжелого состояния Джекоба за проявление искреннего братского участия.
Вот уже третий час Джекоб находился на операционном столе.
Мы с Сарой сидели в комнате и ждали.
Ни у кого из нас желания говорить не возникало. Сара нянчила Аманду. Она качала ее и, прижимая к себе, что-то ей нашептывала. Когда ребенок уснул, Сара тоже закрыла глаза и чуть подалась вперед. Я продолжал смотреть немой телевизор — прошли мультики, игровое шоу, повторный показ «Странной парочки». Во время рекламной паузы я подошел к окну и уставился вниз, на автостоянку. Она была очень большая, прямо-таки асфальтовое поле. Машины жались к зданию больницы, так что дальний конец стоянки был пуст и выглядел заброшенным. За автостоянкой уже начиналось настоящее поле; сейчас оно было занесено снегом. Налетавший ветер сметал с поля снежную крупу и расшвыривал ее по асфальту.
Мы с Сарой продолжали томиться ожиданием. За дверью ходили доктора и медсестры, полицейские; их шаги эхом разносились по выложенному кафелем коридору. Мы провожали всех проходивших мимо взглядами, но никто так и не остановился, чтобы побеседовать с нами.
Стоило ребенку захныкать, как Сара тут же начинала тихонько напевать, и девочка успокаивалась. Не сразу, но я узнал мелодию. Это был «Братец Жак». Песенка передалась мне и прочно засела в голове, так что, даже когда Сара замолкала, я продолжал напевать ее про себя.
В самом начале двенадцатого в комнату вошел помощник шерифа. При его появлении я сразу же встал со стула и протянул для пожатия руку. Сара приветливо улыбнулась и кивнула головой.
— На меня возложена крайне неприятная миссия, — начал помощник. И умолк, словно забыл, о чем хотел сказать. Он уставился в телевизор — на экране крутили рекламный ролик «Тойоты» — и нахмурился. С этим парнем мне еще не доводилось беседовать. Он был очень молод и совсем не походил на полицейского, а выглядел, скорее, переодетым в маскарадный костюм мальчишкой. Форма была ему, пожалуй, великовата, начищенные черные ботинки чересчур сияли, фуражка сидела на голове слишком уж безукоризненно. У него было абсолютно круглое лицо, слегка веснушчатое — типичное лицо сельского парнишки — плоское, бледное, луноподобное.
— Мне искренне жаль вашего брата, — вновь начал он. И робко взглянул на Сару, не оставив без внимания и малышку, потом опять повернулся к телевизору.
Я ждал, весь обратившись в слух.
— У нас его собака, — сказал он. — Мы нашли ее на месте преступления. — Он прокашлялся, отвлекся от телевизора и растерянно посмотрел на меня. — Мы тут подумали… не захотите ли вы взять ее себе.
Помощник шерифа переступил с ноги на ногу. Ослепительные черные ботинки скрипнули.
— Если нет, — быстро продолжил он, словно спохватившись, — если вам сейчас не до этого, мы можем пока поместить собаку в зверинец. — Он взглянул на Сару. — До тех пор, пока не улягутся все волнения.
Я тоже посмотрел на Сару. Она кивнула мне.
— Нет, — сказал я. — Мы сами о ней позаботимся.
Полицейский улыбнулся. По-видимому, он испытал огромное облегчение.
— Тогда я завезу ее к вам домой, — проговорил он. И, уходя, вновь пожал мне руку.
