было покупать время!
– В нашем распоряжении пять дней, – сказал я, уводя разговор с зыбучих песков, и он с увлечением подхватил тему. Только спустя полчаса он упомянул Сал.
– Эта твоя помощница, как ее зовут?
Я сказал ему.
– У тебя с ней связь? – спросил он. Сказано было так естественно, так обычно, что на мгновение я даже не понял. Потом почувствовал, как взгляд у меня затягивает красной пеленой гнева, кровь забила в висках, горло перехватило. Я убил бы его, но вместо этого солгал хриплым дрожащим голосом:
– Нет.
– Это к лучшему, – ответил он. – Дикая женщина. Надеюсь, она не испортит поездку. – Если бы я только сказал ему тогда. Но ведь это такое интимное, такое хрупкое и драгоценное, неподвластное словам, особенно таким, какие подобрал он. Потом мгновение было упущено, я сидел, дрожа, а он оживленно рассуждал о предстоящих пяти днях.
Облака под нами все более сгущались, свертываясь в толстое сероватое одеяло, которое протянулось во всех направлениях до самого гороизонта. Мы пересекли границу между Южной Африкой и независимым африканским государством Ботсваной. Когда мы приземлились в Габеронесе, облачность была высотой в тысячу футов. Несмотря на уверения Лорена, что мы тут же улетим, нас ждала делегация высших чиновников Ботсваны и приглашение отдохнуть, выпить и перекусить в особом помещении аэропорта. Горячий, липкий воздух, внимательные белые лица людей, которые разговаривают с черными людьми с такими же внимательными лицами, все потеют от жары и виски, облака сигарного и сигаретного дыма.
Прошло не менее трех часов, прежде чем наш Лир с четырьмя людьми на борту разрезал облачное покрывало и вырвался в солнечную высь.
– Фью! – сказал Лорен. – Небольшой, но дорогостоящий прием. Этот черный ублюдок Нгелане за оказанную нам честь повысил цену на 20 000. Пришлось согласиться. Он мог бы сорвать все дело. Оно пойдет через его министерство.
Лорен летел на север, держа на коленях карту, а хронометр в руке. Глаза его перемещались с компаса на указатель скорости, оттуда на хронометр.
– Ну, ладно, Бен. Теперь лучше Роджеру сесть за руль. Спустимся в эту овсянку и попытаемся что- нибудь разглядеть. Пилот Роджер ван Девентер и Лорен сидели, мы с Сал стояли в дверях кабины за ними, а самолет наклонно спускался к грязной поверхности облаков. Несколько туманных клубов пролетело мимо, потом вдруг солнце исчезло, нас окутал густой серый туман.
Все внимание Роджера было приковано к приборам, по мере того как стрелка альтиметра приближалась к нулю, руки его, сжимавшие руль, все более напрягались. Мы опускались в серой полутьме. Роджер открыл закрылки, включил пневматический тормоз и дроссели. Мы трое напряженно всматривались, пытаясь разглядеть землю. Все ниже и ниже. Напряжение пилота перешло в страх. Я чувствовал его, этот острый запах страха. Если он, закаленный опытный летчик, испугался, мне полагается прийти в ужас. И я вдруг понял, что летчик, чтобы не навлечь на себя гнев Лорена, скорее врежется в землю. Я решил вмешаться и открыл рот, но уже не нужно было.
– Вылетели за пределы района, – заметил Лорен, глядя на часы. – Давай вверх, Роджер.
– Простите, мистер Стервесант, но у этого тумана нет дна, – со вздохом облегчения сказал Роджер и поднял нос Лира.
– Ничего не получилось! – пробормотал я. – Забудем об этом, Ло. Летим в Маун.
Лорен повернулся спиной ко мне и взглянул в лицо Салли. Она стояла у него за плечом. Я не видел ее лица, но мог догадаться о его выражении, когда она негромко спросила: «Струсили?»
Лорен еще какое-то время смотрел на нее, потом улыбнулся. Я почувствовл желание разложить Салли у себя на коленях и в кровь избить ее ароматный зад. Страх, который я испытывал за минуту до этого, превратился в настоящий ужас: я уже и раньше видел у Лорена такую улыбку.
– Ну, ладно, Роджер, – сказал он, сунув карту и хронометр в карман своего сидения, – беру управление на себя. – Лир встал на одно крыло и под максимальным углом начал попорот. Все было выполнено так превосходно, что мы с Салли лишь слегка присели от перегрузки.
Лорен выровнял машину и минуты три летел назад по прежнему нашему курсу. Я украдкой бросил взгляд на Салли. Глаза ее сверкали, она покраснела от возбуждения, смотрела вперед в непроницаемую тьму.
Лорен снова резко повернул и полетел прежним маршрутом, наклонив нос. Но на этот раз полет не был осторожным прощупыванием с включенными подкрылками и тормозами. Лорен вел машину быстро и смело. Салли схватила меня за руку и сжала. Я боялся и сердился на них обоих. Я слишком стар для таких игр, но ответил на ее пожатие. Не только для ее успокоения, но и для собственного.
– Боже, Ло! – выпалил я. – Полегче! – Никто не обратил на это внимания. Роджер застыл в своем кресле, сжав ручки, напряженно глядя вперед. Лорен спокойно сидел за приборами, бросая нас в смертельную опасность, а Салли – черт бы ее побрал! – широко улыбалась и держалась за мою ледяную руку, как ребенок на роликовых коньках.
Неожиданно на нас обрушился дождь, его жемчужные полосы зазмеились по круглому перплексовому ветровому стеклу. Я снова попытался запротестовать, но голос застрял у меня в горле. Снаружи ревел ветер. Он бросал стройное сверкающее тело Лира, крылья закачались. Я чуть не заплакал. Я не хочу умирать. Вчера было бы нормально, но после сегодняшней ночи!
Но тут Лорен увидел землю и прекратил спуск. Толчок, от которого нас с Салли бросило друг к другу, и самолет выровнялся.
Это еще более ужасное зрелище, чем слепое падение в пространстве. Темные туманные очертания деревьев под нами почти касались корпуса ветвями, раскачиваемыми ветром; впереди виднелся гигантский баобаб, и Лорен с трудом перемахнул через него. Секунды тянулись, как целая жизнь, и неожиданно грязные полосы дождя и тумана остались позади, мы попали в участок хорошей погоды.
Прямо перед нами, освещаемый водянистыми солнечными лучами, возвышался вал из красного камня. Мы едва успели его заметить, как Лорен поставил машину на хвост, скалы, казалось, царапнули брюхо самолета, мы перевалили через вершину и устремились в облака, а от ускорения меня прижало к полу.
Все молчали, пока мы снова не оказались высоко вверху в ярком солнечном свете. Салли мягко отняла руку, а Лорен повернулся и взглянул на нас. Я с мрачным удовлетворением заметил, что и он, и Салли слегка позеленели. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Потом Лорен заржал.
– Смотрите на лицо Бена! – взревел он, и Салли тоже решила, что это очень забавно. Когда они кончили смеяться, Салли оживленно спросила:
– Кто-нибудь заметил руины? Я видела только холмы, но не руины.
– А я видел только свою могилу, – проворчал Роджер, и я знал, что он испытывает.
К тому времени как мы достигли Мауна, облака начали рассеиваться. Роджер ввел машину в просвет и спокойно посадил ее, и Питер Ларкин уже ждал нас.
Таких, как Питер, осталось очень немного. Настоящий анахронизм, вплоть до пояса с патронами на груди, куртки для продвижения в кустах и брюк, заправленных за голенища сапог. У него большое красное мясистое лицо и огромные руки, указательный палец на правой руке в шрамах от отдачи тяжелых ружей. Единственный уровень общения для него – это хриплый, пропитанный парами виски крик. У него никаких чувств и очень мало разума, поэтому он никогда не испытывает страха. Всю жизнь он прожил в Африке и даже не побеспокоился изучить хоть один из туземных языков. Он разговаривает на лингво франка Южной Африки и подкрепляет свои распоряжения кулаком или пинками. Его знания фауны ограничены сведениями о том, как выследить зверя и куда стрелять, чтобы его свалить. Но есть что-то привлекательное в этом слоновьем придурковатом облике.
Пока банда его охотников грузила наше оборудование в машины, он выкрикивал мне и Лорену свои бессодержательные, но дружелюбные глупости.
– Я бы хотел отправиться с вами. Но завтра прибывает толпа янки с толстой пачкой зелененьких. Вы меня слишком поздно предупредили, мистер Стервесант. Я вам даю лучших парней. На юге прошли хорошие дожди, там много добычи. В это время года можете встретить сернобыка. Ну, конечно, джамбо. И я не удивился, если бы вам попали один-два симбы...
Такое кокетливое использование ласкательных названий для дичи особенно отвратительно, когда вспомнишь, что единственное намерение при этом – угостить зверя пулей из мощного ружья. Я пошел туда,
