натуры, психологии, роли воображения и интуиции, однако на первое место неизменно ставили презумпцию невиновности. Всякий, против кого не свидетельствуют неопровержимые факты, – не виновен; даже признание обвиняемого требуется подкрепить вещественными доказательствами. Если дать волю фантазии, с тем же успехом можно было заподозрить и тетушку Зандбург. У нее-то были все возможности вытащить японские детали из приемника и продать их… До какой чуши не додумаешься, когда мучит бессонница!
Следовательно, надо придерживаться фактов. Не исключено, что одним из таких фактов можно посчитать необъяснимое с логической точки зрения совпадение: как у Румбиниека, так и у Микельсоне- Лукстынь паспорта исчезли при довольно-таки загадочных обстоятельствах. Быть может, они были заранее намечены в качестве объектов? Но с тем же успехом… Нить Яункалновых рассуждений оборвалась… Если бы вчера так некстати не вошла свекровь, Ева, наверно, смогла бы связно рассказать, как все произошло. Надо сходить к ней в Интерклуб и продолжить прерванный разговор. Надо проверить и путаницу с датой хоккейного матча. Жаль, что у тетушки Зандбург нет телефона, а то он прямо сейчас позвонил бы в Ригу, во Дворец спорта. Ах да, сегодня воскресенье – в канцелярии никого не будет…
На дворе светило солнце. Свежий ветер за окном встряхивал листву на яблонях, в море, наверно, была изрядная волна – прямо как по заказу режиссера Крейцманиса. В дверь настойчиво скребся Томик, уже научившийся залезать на второй этаж. Ничего не попишешь, придется встать.
…Директор комиссионного магазина принял Яункална вежливо, но подчеркнуто официально. Впоследствии Тедису бесчисленное множество раз придется убедиться, что милицейское служебное удостоверение, к сожалению, ни в коей мере не является волшебной палочкой, вызывающей людей на откровенность и готовность пойти навстречу. Лишь в конце разговора Тедис понял, что сдержанность – черта характера директора, выражающаяся как в поведении, так и в манере одеваться. Казалось, этот, в общем, молодой еще человек – по-видимому, ему едва перевалило за тридцать – облачен в полиэтиленовую, застегнутую доверху накидку, защищавшую его от страстей других людей и не позволявшую вырваться наружу его собственным эмоциям. Тщательно причесанные волосы были разделены прямым пробором, щеки и подбородок гладко выбриты и слегка припудрены, черные глаза равнодушно взирали на посетителя.
– Мне уже докладывали о неприятности с вами, товарищ инспектор. Не волнуйтесь, мы все уладим. Напишите заявление, оставьте приемник, и завтра мы выплатим деньги.
– Деньги не главное. Мне хотелось бы понять, каким образом могло произойти такое неприятное недоразумение.
Директор пожал плечами.
– В нашем обществе любой может допустить оплошность. Запланируют экономисты завод, построят, а потом видят, что тут он ни к чему. Нет ни сырья, ни рабочей силы, ни транспортной сети. Фабрикам даже процент брака планируют. Но стоит совершить ошибку работнику торговли, сразу же бьют в набат. На него вешают все смертные грехи… Мы, разумеется, сделаем все, чтобы подобные случаи не повторялись. Впредь я буду лично проверять каждую «Сикуру».
– Вам не кажется странным, что эти приемники поступают в магазин исключительно по понедельникам? – спросил Яункалн, вопреки намекам директора, всячески показывавшего, что он занят и разговор окончен.
– Да, заметил, но не считаю нужным придавать этому особое значение. Именно по понедельникам у нас наибольший наплыв. Зачастую я и сам выхожу помочь с приемкой.
– Тогда, значит, вы видели тех, кто приносит «Сикуры»…
– Разумеется.
– И вы можете их описать?
– У меня плохая зрительная память. Румбиниека на улице ни за что не узнал бы. Но мимо Евы Микельсоне ни один мужчина не пройдет равнодушно. Исключительно привлекательная особа. Капельку полновата, но в остальном – как из модного журнала. Блондинка, голубые глаза и все такое прочее.
Подобная оценка внешности могла бы соответствовать Еве Лукстынь, но только стопроцентный дальтоник мог увидеть блондинку в этой жгучей брюнетке.
– Простите, у меня к вам еще вопрос, – Яункалну не хотелось уходить не солоно хлебавши, поэтому он спросил без обиняков. – А за приемщика вы можете поручиться?
– В противном случае он не работал бы моим заместителем!
Продолжать расспросы далее было бессмысленно. Яункалн отставил стул.
– Ваше заявление, – напомнил директор.
– Я не захватил с собой приемник, зайду во вторник, – соврал Яункалн. – Завтра у меня нет ни минуты свободного времени.
Директор вежливо проводил его до двери и бесшумно прикрыл ее за посетителем.
Продавщица улыбнулась Яункалну, как старому знакомому.
– Чем вас порадовал наш Имант Гринцитис? Успел прочесть лекцию о том, что служащие магазина должны приобретать вещи только отечественного производства, что надо быть взаимно вежливыми? Не завидую женщине, которую он когда-либо осчастливит и приведет в свою ледяную крепость…
– Быть может, он только на работе такой сухарь?
Продавщица с недоверием покачала головой.
– Ни разу не видала, чтобы сюда заглянул хоть кто-то из его знакомых. Скажем, попросить, чтобы отложили какую-нибудь вещицу из ходовых, назначить на нее цену повыгодней. Даже по понедельникам, когда он сам принимает вещи на комиссию.
– Вместе с Мендерисом?
– Нет, что вы! Эмиль выклянчил себе дополнительный выходной и по понедельникам подрабатывает тайком от жены. Разъезжает по району и проводит ревизии в обществах потребсоюза. Он у нас дипломированный бухгалтер.
– Но на товарном ярлыке «Сикуры» стоит его подпись. А приемник принят в понедельник, – заметил Яункалн.
– Все может быть… Я уж и так слишком много вам наболтала. – Продавщица слащаво улыбнулась и, колыхая бедрами в замшевой мини-юбочке, отправилась обслуживать какого-то особо нетерпеливого покупателя.
Место, где происходила киносъемка, Яункалн заметил издали. Тут околачивались все, кого северный ветер прогнал с пляжа. Пришлось дважды предъявлять милицейское удостоверение, чтобы прорваться к веревкам, отгораживавшим съемочную площадку от любопытных и служившим своего рода границей между временами минувшими и днем сегодняшним. На этом подобии боксерского ринга стоял музейный дом зажиточного рыбака, вокруг были понастроены, декорации: фасады других домиков селения.
– Да скорее же, скорей! – возбужденно кричал Крейцманис, показывая соломенной шляпой на проглянувшее из туч солнце.
– Мотор!
Щелкнула деревянная хлопушка.
Катясь на тележке, которую везли четыре ассистента, Лилия Дунце снимала молодую пару, сидевшую в обнимку на садовой скамейке. Будущая учительница была в платьице из бумажного жоржета и в белых полотняных туфлях на высоком каблуке. Зато жених был расфуфырен по всем правилам довоенного шика. Лишь некоторое время спустя Яункалн вспомнил, где он уже видел эти фланелевые брюки и пиджак. Приблизительно такой костюм был на этом хлыще Чипе, в прошлый раз говорившем с Мексиканцем Джо.
Он огляделся по сторонам. Похоже было, тут собралось полгорода. По-воскресному принарядившиеся вентспилсцы с детьми и без оных, стайки молодежи, среди которых мелькали темные формы воспитанников профтехучилищ. Велосипеды, мотоциклы, «Жигули». Всеобщее внимание было приковано к поцелую на скамейке, а также к тетушке Зандбург, следившей за юной парой из окна соседнего дома. Внимание к ним ослабло лишь тогда, когда раздались выкрики: «Мороженое! Пломбир с изюмом! Приготовьте мелочь!» – и продавщица остановила голубую тележку в самой гуще публики.
Кинооператор успела заснять всего лишь несколько метров, поскольку солнце как назло вовсе скрылось
