спасения.
– Грязный ублюдок! – еще громче проревел Шон, охваченный новым крайне сильным желанием: впервые в жизни ему захотелось убить. Он медленно подходил к сопернику, сжимая и разжимая кулаки, лицо его было перекошено, слова, срывавшиеся с уст, утратили смысл.
Во дворе воцарилась мертвая тишина. Зрители стояли в тени, охваченные ужасом. Лошадник замер, только его голова двигалась, но из открытого рта не вылетало ни звука – и Шон приблизился к нему с быстротой кобры.
В последнее мгновение мужчина попытался убежать, но его ноги ослабели и подгибались от страха – и Шон ударил его в торс с таким звуком, с каким топор врубается в ствол дерева.
Когда противник упал, Шон кинулся на него и сел на грудь, нечленораздельно повторяя единственное слово – имя любимой женщины. В своем безумии он чувствовал, как крушит кулаками лицо противника, как кровь брызжет ему в лицо и на руки, слышал крики:
– Он его убьет!
– Держите его!
– Ради бога, помогите – он силен, как бык!
Шона схватили за руки, сдавили сзади горло, кто-то ахнул его бутылкой по голове; на него навалилось множество тел.
Двое сидели у него на спине, еще с десяток цеплялись за руки и за ноги, но Шон встал.
– По ногам бейте!
– Вали его!
Страшным усилием Шон столкнул тех, кто держал его за руки, друг с другом. Руки освободились.
Он отряхнул людей с правой ноги, и повисшие гроздью на левой отступили сами. Протянув руки за спину, он сбросил с себя последних двоих и стоял, тяжело дыша; кровь из раны от удара бутылкой по голове текла по лицу и бороде.
– Тащите ружье!
– Под прилавком дробовик.
Но никто не вышел из кольца, окружившего Шона, а Шон смотрел на них, и его глаза на окровавленном лице дико сверкали.
– Ты его прикончил! – крикнул кто-то.
Эти слова пробились сквозь охватившее Шона безумие, он чуть расслабился и попытался ладонью стереть с лица кровь. Окружающие заметили перемену в нем.
– Успокойся, приятель. Ты отлично позабавился, но убивать ни к чему.
– Полегче. Посмотри, что ты с ним сделал.
Шон взглянул на тело и внезапно испугался.
– О мой бог! – прошептал он, пятясь и безуспешно пытаясь протереть залитые кровью глаза.
– Он вытащил нож. Не волнуйся, друг, есть свидетели.
Настроение толпы изменилось.
– Нет, – сказал Шон.
Его слов не поняли. А он осознал, что впервые в жизни использовал свою силу для бесцельного убийства. Для убийства ради наслаждения, так, как поступает леопард.
Тут лежащий пошевелился и повернул голову, одна его нога согнулась, потом распрямилась.
– Да он жив!
– Врача!
Шон в ужасе подошел к человеку, нагнулся, снял шарф и отер его окровавленные рот и ноздри.
– С ним все будет в порядке, оставь его.
Пришел врач, худой молчаливый человек, жующий табак.
В желтом свете переносной лампы он осматривал, щупал, трогал, а все столпились вокруг и заглядывали ему через плечо.
Наконец врач выпрямился.
– Хорошо. Его можно перенести. Давайте его в мой кабинет.
Потом он покосился на Шона.
– Ваша работа?
Шон кивнул.
– Напомните мне, чтобы я никогда не задевал вас.
– Я не хотел... просто так вышло.
– Правда? – Врач выпустил на пыльную землю желтую струю слюны. – Дайте-ка взглянуть на вашу голову. – Он потянул голову Шона вниз, на уровень своих глаз, и прикоснулся к влажным черным волосам. – Сосуд порван. Но швы не нужны. Только промыть и смазать йодом.
– Доктор, сколько за того парня? – спросил Шон.
– Вы платите? – удивленно воззрился на него врач.
– Да.
– Сломанная челюсть, сломанное запястье, примерно два десятка швов и несколько дней в постели, – размышлял он словно про себя, потом добавил: – Скажем, две гинеи.
Шон дал ему пять.
– Позаботьтесь о нем, доктор.
– Это мой долг. – И врач пошел за теми, кто уносил со двора Лошадника.
– Думаю, вам нужно выпить, мистер, – произнес кто-то. – Идемте, я угощаю.
Мир любит победителей.
– Да, – согласился Шон, – выпить нужно.
И Шон выпил, и не раз. Когда в полночь за ним пришел Мбежане, зулусу с трудом удалось усадить Шона в седло. На полпути Шон свалился в грязь. Мбежане поднял его и положил на лошадь, так, что руки свешивались слева, а ноги справа.
– Вероятно, завтра ты об этом пожалеешь, – прямо проворчал он, когда сгрузил Шона у костра и закатал, в сапогах и окровавленного, в одеяло.
И не ошибся.
Глава 10
Утром Шон обмыл лицо тряпкой, смоченной в горячей воде, разглядывая себя в металлическом зеркале. Единственное, что приносило ему некоторое удовлетворение, – двести с лишним соверенов, которые появились у него после ночного дебоша.
– Ты болен, папа?
Интерес Дирка к состоянию отца не развеял дурное настроение Шона.
– Ешь! – Тон Шона был сознательно рассчитан на то, чтобы прекратить дальнейшие вопросы.
– Еды нет. – Мбежане выступил в своей обычной роли защитника.
– Почему? – Шон взглянул на него налитыми кровью глазами.
– Среди нас есть кое-кто, кто считает покупку крепких напитков важнее еды для своего сына.
Шон достал из кармана горсть соверенов.
– Иди! – приказал он. – Купи еды и свежих лошадей. Уходи быстрей, чтобы от твоих мудрых советов я вконец не скопытился. Дирка возьми с собой.
Мбежане посмотрел на монеты и улыбнулся.
– Ночь потрачена не зря.
Спутники пошли во Фрер – Дирк бежал рядом с рослым зулусом, и расстояние в сто ярдов лишь слегка гасило его звонкий голос, – а Шон налил себе кофе и, держа чашку в руке, уставился на пепел и розовые угли костра. Он знал, что Мбежане разумно распорядится деньгами – зулус обладал свойственным его народу терпением и мог два дня кряду торговаться при покупке быка. Эти проблемы теперь Шона не заботили.
Он размышлял о событиях минувшего вечера. Все еще испытывая тошноту при воспоминании о своем убийственном гневе, Шон пытался оправдать его.
Он припомнил потерю почти всего, чем владел, того, что скопил за годы тяжелого труда и что у него отобрали в один день; припомнил дальнейшие неприятности и лишения. И наконец взвинченные выпивкой и
