его поддерживали грубые руки; его потащили-понесли на вершину.
Сидя на камне, Ян Паулюс смотрел, как собирают богатый урожай битвы. Он не мог уснуть раньше, чем это будет сделано. Он позволил английским санитарам подняться на вершину, и они работали в траншее, а его бюргеры уносили с вершины своих погибших.
Вот к нему подошли четверо. Они несли серое одеяло, как гамак, и, шатаясь под его тяжестью, добрались до длинного ряда тел.
– Кто знает этого человека? – спросил один из них, но ответа от молчаливой группы, наблюдавшей вместе с Яном Паулюсом, не было.
Носильщики достали тело из одеяла и положили рядом с другими. Один из них взял из мертвых пальцев широкополую шляпу и прикрыл ею лицо убитого.
Потом выпрямился и снова спросил:
– Кто его заберет?
Если друг или родственник не заберет тело, убитого похоронят в общей могиле.
Ян Паулюс встал, подошел и остановился над мертвым.
Он снял с его лица шляпу и заменил той, что была у него на голове.
– Ja, – тяжело сказал он. – Я заберу.
– Он твой родственник или друг, уум Пол?
– Друг.
– Как его имя?
– Я не знаю его имени. Просто друг.
Глава 32
Сол Фридман нетерпеливо ерзал. В своем нетерпении он приехал за полчаса до начала посещений, и теперь ждал в маленькой сумрачной приемной госпиталя Грейса. Он сидел на стуле с прямой спинкой, наклонив шись вперед, мял в руках каску и разглядывал большую надпись на противоположной стене:
«Джентльменов просят не курить».
Он просил Руфь пойти с ним, но та сослалась на головную боль. И Сол был рад этому. Он знал, что ее присутствие помешает его единению с Шоном Кортни. Он вовсе не хотел участвовать в вежливом разговоре о погоде, и о том, как себя чувствует раненый, и о том, что он должен какнибудь прийти к ним пообедать. Трудно будет не выругаться, если захочется, особенно учитывая отношение к этому Руфи.
Вчера, в первый день своего отпуска, он с жаром говорил о Шоне. Сколько раз она его навещала? Как он? Сильно ли хромает? Согласна ли Руфь с тем, что он удивительный человек? Она ответила дважды: «не очень» и «он очень мил». И тут Сол угадал истину. Руфи просто не по сердцу Шон. Вначале он не мог в это поверить. Пробовал продолжить разговор. Но каждый ее односложный ответ только подтверждал его догадку. Конечно, она ничего такого не сказала, но сомнений не оставалось. По какой-то причине она так невзлюбила Шона, что почти брезговала им.
И теперь Сол сидел и размышлял: почему? Ту возможность, что Шон оскорбил Руфь, он отбросил. Будь это так, Шон получил бы по заслугам и Руфь рассказывала бы об этом с радостью и удовольствием.
Нет, решил Сол, тут что-то другое. Как пловец, собирающийся нырнуть в ледяную воду, Сол мысленно глубоко вдохнул и окунулся в бездорожное море женских мыслительных процессов. Может, мужественность Шона настолько выражена, что воспринимается как оскорбление? Может, он обратил на Руфь мало внимания (Руфь привыкла к тому, что мужчины остро реагируют на ее красоту)? Может быть... Или, с другой стороны, может, Шон... Сол тонул в предположениях, когда внезапно (так жертва кораблекрушения в последний раз поднимается на поверхность и видит спасательный корабль, все краны которого спускают шлюпки) увидел разгадку.
Руфь ревнует!
Сол откинулся на спинку кресла, пораженный собственной проницательностью.
Его прекрасная вспыльчивая жена ревнует к их с Шоном дружбе.
Нежно посмеиваясь, Сол принялся прикидывать, как успокоить Руфь. Нужно меньше хвалить Шона. Нужно свести их и в присутствии Шона уделять Руфи особое внимание.
Нужно...
Тут его мысли устремились в ином направлении, и он начал думать о Руфи. Как всегда, думая о ней, он испытывал изумление, какое испытывает бедняк, нежданно выигравший в лотерею.
Он встретил ее в Йоханнесбурге в гольф-клубе на Большом летнем турнире и влюбился уже за пятьдесят шагов, так что когда его представили, обычно бойкий язык Сола лежал во рту, как тяжелая чушка; Сол ерзал и молчал. Дружелюбная улыбка, которой она его одарила, обожгла ему лицо словно факел; ему стало так жарко, что показалось, будто на коже вскакивают волдыри.
В тот вечер, один в своем жилище, он планировал кампанию. На нее он отвел пятьсот гиней – ровно половину своих сбережений. На следующее утро он начал разведывательную операцию и неделю спустя собрал большой объем сведений.
Ей восемнадцать лет, она приехала погостить у родственников в Йоханнесбурге; пробудет еще шесть недель. Девушка из богатой натальской семьи пивоваров и владельцев гостиниц, но сирота и находится под опекой дяди. В Йоханнесбурге с различными сопровождающими она ежедневно ездит верхом, ходит в театр или танцует по вечерам, а по пятницам посещает старую синагогу на Джеппе-стрит.
Начал он свою кампанию с того, что взял напрокат лошадь и подстерег Руфь, когда она прогуливалась на лошадях со своим двоюродным братом. Она его не помнила и проехала бы мимо, но на этот раз его язык, закаленный тремя годами практики в йоханнесбургском суде, пришел на помощь. Через две минуты она смеялась, а спустя полчаса пригласила его на чай к родственникам.
На следующий вечер он заехал за ней в роскошной карете, они поужинали в отеле Канди и с друзьями Сола пошли на балет.
Два вечера спустя Руфь побывала с ним на балу Ассоциации юристов и обнаружила, что он превосходный танцор. Великолепный в новом вечернем костюме, с некрасивым, но подвижным и выразительным лицом, на дюйм выше ее пяти футов шести дюймов, обладающий умом и остроумием, которые привлекли к нему множество друзей, он служил прекрасной оправой ее красоте. А когда он привез ее домой, Руфь смотрела задумчиво, но мечтательно.
На следующий день она побывала в суде и слушала, как он блестяще защищал джентльмена, обвиненного в намерении нанести серьезный физический ущерб. Выступление произвело на нее впечатление, и она решила, что со временем он достигнет в своей профессии немалых высот.
Неделю спустя Сол снова продемонстрировал свое владение словом – страстно объяснился в любви. Его просьба была рассмотрена и сочтена достойной, а после этого оставалось лишь известить семьи и разослать приглашения.
И теперь, спустя четыре года брака, у них наконец будет ребенок.
Сол счастливо улыбнулся при этой мысли. Завтра он начнет отговаривать ее назвать ребенка Бурей. Случай трудный, достойный его способностей. За минувшие четыре года Сол узнал, что, если Руфь вопьется во чтонибудь своими мелкими белыми зубами, хватка у нее бульдожья. И нужна большая тонкость, чтобы, не рассердив, убедить ее разжать зубы.
Сол очень почтительно относился к гневу своей жены.
– Четыре часа. – Маленькая светловолосая сестра просунула голову в дверь приемной и улыбнулась ему. – Можете войти. Он на веранде.
Нетерпение вернулось к Солу, и ему пришлось сдерживаться, чтобы не бежать по веранде.
Он узнал могучую фигуру Шона в одежде цвета хаки – он удобно сидел в плетеном кресле и болтал с людьми, лежавшими перед ним в кроватях. Сол остановился за креслом.
– Не вставайте, сержант. Можете приветствовать меня сидя!
– Сол!
Опираясь на кресло и легко повернувшись на здоровой ноге, Шон стиснул плечи Сола. На его лице отразилась искренняя радость, и этого Солу было достаточно.
– Приятно видеть тебя, старый ублюдок.
Счастливо улыбаясь, он ответил на объятие Шона. И не заметил, что выражение радости стремительно исчезло с лица его друга, сменившись неустойчивой нервной улыбкой.
