замечаниям, что было ясно из того, с каким вниманием выслушивали его офицеры.
Кормили превосходно. Омары, привезенные с Капа вопреки бурской блокаде, молодые жирные фазаны, ветчина, четыре сорта сосисок, и даже шампанское более приличного качества.
Но Шон ел мало, зато постоянно прибегал к услугам официанта, разливавшего вино.
– Итак, – сказал Гарри, выбирая сигару из протянутого ему кедрового ящичка, – не думаю, что боевые действия продлятся больше трех месяцев.
– Согласен, сэр, – кивнул майор Петерсон. – К началу сезона будем в Лондоне.
– Галиматья! – сделал Шон свой первый вклад в разговор.
Он сам лишь недавно узнал это слово, но встречал его в книгах. К тому же тут были женщины.
Лицо Петерсона стало одного цвета с его алым мундиром. Ачесон было улыбнулся, но тут же одумался. Канди заерзала в предвкушении – ей было ужасно скучно. Над этой частью стола воцарилась ледяная тишина.
– Прошу прощения?
Гарри впервые за все время посмотрел на Шона.
– Галиматья! – повторил Шон, и слуга снова наполнил его бокал – эту операцию он повторял за вечер больше десяти раз, но на сей раз она привлекла общее внимание.
– Вы не согласны со мной? – с вызовом спросил Гарри.
– Нет.
– Почему?
– Потому что в поле еще восемнадцать тысяч буров, потому что у них все еще организованная армия, потому что они не раз отступали, заманивая нас в ловушку, но главным образом из-за характера этих оставшихся восемнадцати тысяч.
– Вы не... – капризным тоном начал Гарри.
– Прошу простить, полковник Кортни, – вмешался Ачесон. Он повернулся к Шону. – Я думаю, вы знаете этих людей. – Он немного поколебался и продолжил: – Ведь вы даже состоите в родственных отношениях с ними через брак.
– Мой шурин – во главе отряда Винберга, – подтвердил Шон. Старик знает о его прошлом больше, чем он думал. Должно быть, наводил справки. Шон был польщен, и его тон смягчился.
– Как, по вашему мнению, сейчас было бы лучше всего действовать? – настаивал Ачесон, и Шон отпил шампанского, обдумывая ответ.
– Они как обычно разойдутся мелкими боевыми группами – отрядами.
Ачесон кивнул. Член Генерального штаба, он знал, что это уже произошло.
– Таким образом они избегнут необходимости везти за собой большие обозы с припасами. Когда начнется дождливый сезон, у этих небольших групп не будет проблем с фуражом.
– Да.
Шон видел, что теперь его слушают все. Он стремительно думал, проклиная вино, притупившее его сообразительность.
– Они будут избегать боев, будут уходить, наносить удары по флангам и снова уходить.
– Припасы? – спросил бригадир.
– Вельд – их кладовая, а каждая ферма – убежище.
– Боеприпасы, оружие, обмундирование? – настаивал бригадир.
– Каждый английский солдат, которого они убьют или возьмут в плен, доставит им новенькое ружье Ли-Метфорда и сто патронов.
– Но сколько они смогут так жить? – снисходительно, словно разговаривал с ребенком, спросил Гарри. – И как далеко убегут?
Он обвел собравшихся взглядом в ожидании поддержки, но за столом все смотрели на Шона.
– Вельд широк, вот как далеко. – Шон повернулся к брату: его уязвил тон Гарри. – Боже, да ты сам их знаешь. Трудности – вот их образ жизни. Гордость – волшебство, которое поддерживает их.
– Вы нарисовали красивую картину, – насмешливо улыбнулся Гарри. – Редко встретишь такое понимание стратегии у рядового. – И он снова посмотрел выше по столу, подчеркивая, что исключает Шона из дальнейшей беседы. – Как я уже говорил, генерал Ачесон, я считаю...
– Минутку, полковник. – Ачесон в свою очередь исключил из разговора его и задал вопрос Шону:
– Если вы так все это видите, какой план действий вы предложили бы?
Гаррик Кортни через стол кашлянул, показывая остальным, что сейчас его брат выставит себя дураком.
Это не ускользнуло от внимания Шона.
– В центре проблемы – один факт. Подвижность неприятеля, – мрачно сказал он.
– Ваша проницательность делает вам честь, – заметил Гарри.
– Главной задачей будет задержать противника и обессилить, – продолжал Шон, стараясь не замечать насмешек брата.
– Задержать? – переспросил бригадир.
– Загнать на ограниченное пространство, – объяснил Шон.
– Как?
– Скажем, несколькими линиями укреплений, – предложил Шон.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы предлагаете разделить весь обширный вельд на несколько загонов и пасти противника, как молочный скот?
Гарри все еще улыбался.
– Новые линии блокгаузов вдоль железной дороги оказались полезными. Можно продлить их по вельду – каждый раз как противник попытается их пересечь, ему придется вступать в бой с гарнизонами блокгаузов и его местонахождение немедленно станет известно.
– Это будет очень дорого стоить, – заметил Ачесон.
– Дешевле, чем еще пять лет держать в поле четвертьмиллионную армию, – легко отмел это возражение Шон. Он уже видел весь план. – В этих ограниченных районах небольшие отряды хорошо вооруженных всадников, не сдерживаемых обозами и артиллерией, могут непрерывно нападать на отряды, заманивать их в засады. Теснить их к линиям блокгаузов, утомлять их лошадей, не давая им отдохнуть, используя их собственную тактику.
Ачесон задумчиво кинул.
– Продолжайте, – велел он.
– Затем снести фермы, – безжалостно продолжал Шон. – Увести женщин и стариков, чьи урожаи кормят отряды. Заставить буров действовать в пустоте.
Впоследствии Шон пожалеет о порыве, в котором сказал все это. Возможно, Китченер и без Шона прибег бы к тактике выжженной земли, возможно, Шон не был виноват в создании концентрационных лагерей, принесших столько горя. Но отныне и до конца своих дней Шон будет искать себе оправдание. И никогда не успокоится. Конечно, он был пьян и зол, но впоследствии это его не утешит.
Неожиданно, в предчувствии того, какое чудовищное семя посеял, Шон ощутил внутреннюю пустоту и мрачно молчал, пока остальные обсуждали его мысли, развивая их, уже создавая план действий.
Когда обед закончился и все перешли к кофе, Шон предпринял новую попытку преодолеть преграду между собой и братом. Он подошел к нему, подавив гордость, и сказал:
– Я был в Ледибурге в прошлом месяце. Там все хорошо. Ада говорит...
– Я еженедельно получаю письма не только от жены, но и от сына и мачехи. И прекрасно знаю все новости из дома. Спасибо.
Отвечая, Гарри смотрел мимо брата.
– Гарри.
– Прошу извинить.
Гарри коротко кивнул, отошел и заговорил с другим офицером. Он повернулся к Шону спиной.
– Пошли домой, Канди.
– Но, Шон...
– Пошли.
В ту ночь Шон почти не спал.
