как большая гусеница.
– Развернуться цепью. В темноте они наткнутся прямо на нас.
– Спешиться, сэр?
– Нет, – ответил Шон. – Мы нападем на них, едва они покажутся. Но, ради Бога, тише!
Шон сидел верхом, рядом с ним Сол, а две шеренги всадников неслышно расходились от них в стороны. Разговоров не было, только изредка – звяканье узды, удар копыта о камень, шорох снимаемых тяжелых шинелей и мягкое щелканье открываемых и закрываемых затворов.
– Друзья, мы снова идем на прорыв, – прошептал Сол, но Шон не ответил – он сражался со своими страхами.
Даже в холоде рассвета его руки вспотели. Он вытер их о штаны и достал из чехла ружье.
– Как насчет «максимов»? – спросил Сол.
– Некогда устанавливать. – Шон понял, что хрипит, и откашлялся. – Да зачем? Нас шестеро на одного.
Он посмотрел на молчаливую шеренгу своих людей. Темная линия на траве, которая на рассвете светлеет. Он видел, что все всадники наклонились вперед, держа ружья на коленях. Напряжение в полутьме было почти осязаемым и передалось даже лошадям; они не стояли спокойно под всадниками, переступали с ноги на ногу, нетерпеливо кивали головами.
Боже, только бы не заржали!
Он всмотрелся в темноту. Ожидание, полное страха – его собственного и страха его людей, настолько напряженное, что буры должны почувствовать его.
Более темное пятно в предрассветных сумерках, впереди и чуть слева. Шон несколько секунд наблюдал и увидел, что пятно медленно, как тень освещенного луной дерева, движется по открытому вельду.
– Буры? – прошептал Сол, и в груди Шона ворохнулось сомнение. Пока он колебался, пятно приблизилось, и он услышал топот копыт.
Буры ли это? Он отчаянно искал хоть какой-нибудь знак, который позволил бы начать атаку. Буры? Но никакого знака не было, только медленное приближение и негромкие звуки, хорошо слышимые в тишине рассвета.
Теперь их разделяло менее ста ярдов, хотя в темноте трудно сказать точно; темная масса словно плывет навстречу.
– Шон...
Шепот Сола оборвало резкое, нервное ржание его лошади. Звук был столь неожиданным, что Шон услышал, как человек рядом с ним ахнул. И почти сразу явился знак, которого ждал Шон.
– Wie’s duar [23]?
Вопрос впереди был задан на африкаансе.
– В атаку! – закричал Шон и пришпорил лошадь.
Вся линия мгновенно ожила и устремилась на буров.
Вперед под стук копыт, вперед под крики и непрерывный треск ружей. Страх остался позади, а Шон устремился вперед. Держа приклад под мышкой, стреляя наугад, вливая свой голос в хор из шестисот человек, скача в центре линии, он повел свой отряд на буров.
Те дрогнули перед этой атакой. У них не было надежды устоять. Они развернулись и погнали изнуренных лошадей на юг.
– Собраться! – кричал Шон. – Все ко мне!
Линия укоротилась, и вперед хлынула сплошная волна людей, лошадей и огня, перед которой буры в отчаянии бежали.
Прямо на пути Шона лежала раненая лошадь, придавившая всадника. Зажатый соседями, Шон не мог отвернуть.
– Барьер, мальчик! – крикнул он и коленями и руками заставил лошадь перескочить через упавших.
И снова вперед в громе атаки.
– Мы побеждаем! – кричал Сол. – На этот раз мы их возьмем!
Лошадь рядом с ним оступилась в яму и упала; ее нога сломалась с треском, похожим на пистолетный выстрел. Всадник взлетел высоко в воздух и, поворачиваясь, упал. Шеренга сомкнулась, уничтожив брешь, и понеслась вперед.
– Впереди холм! – закричал Шон, увидев очертания на светлеющем небе. – Не дайте им добраться до него!
И он вонзил шпоры в бока лошади.
– Мы их не догоним, – предупредил Сол. – Они ушли в скалы.
– Черт побери! – застонал Шон. За последние пять минут посветлело. Начавшись, рассвет в Африке наступает стремительно. Было отчетливо видно, как первые буры въезжают в нагромождение камней, спрыгивают с лошадей и ныряют в укрытие.
– Быстрей! – кричал Шон. – Быстрей!
Он видел, как успех ускользает у него из рук. На склонах холма уже заговорили маузеры, последние бюргеры спешились и исчезали меж камней. Лошади без всадников повернули в сторону линии атакующих, их стремена болтались, глаза выпучились от ужаса. Людям приходилось уворачиваться. Атака захлебывалась. Шальная пуля убила вьючного мула с небольшой кожаной сумкой, поднимавшегося по камням. Он упал в расселину, но никто не заметил этого. Лошадь под Шоном дернулась, и его с такой силой бросило вперед, что кожаные стременные ремни лопнули, как бумага. Он полетел вперед и вверх, на мгновение повис в воздухе, потом упал и с силой ударился о землю грудью, плечом и щекой.
Пока он лежал в траве, атака на холм выдохлась, лошади смешались, началась сумятица. Шон смутно чувствовал, как рядом с его головой ударяют копыта, слышал стрельбу из маузеров и крики раненых.
– Спешиться! Спешиться – и за ними! – голос и тон Сола привели Шона в чувство. Опираясь на руки, он сел. Лицо, где содрало кожу, горело, из носа шла кровь, рот был забит землей.
Левая рука и плечо онемели. Ружье он потерял.
Выплевывая землю, он вгляделся в окружающий хаос, пытаясь разобраться. Покачал головой, чтобы прогнать вялость. Вокруг люди падали под огнем маузеров.
– Спешиться! Спешиться! – Настойчивый крик Сола заставил Шона неуверенно встать.
– Спешиться, ублюдки! – подхватил он этот крик. – Спешиться, и за ними!
Пробегавшая мимо лошадь задела его, он пошатнулся, но устоял. За ним на землю соскочил всадник.
– Вы в порядке, полковник?
Он протянул руку, чтобы поддержать Шона. Пуля ударила его под мышку и мгновенно убила. Шон смотрел на тело и чувствовал, что приходит в себя.
– Ублюдки! – заорал он, подхватывая ружье убитого. – За мной! – И побежал между бьющихся лошадей, между камнями.
Следующие полчаса они угрюмо и непреклонно использовали свое численное превосходство, тесня буров и загоняя их все выше на холм. Каждый скальный выступ превращался в крепость, которую нужно было осаждать, брать и платить за это кровью. На фронте примерно в двести ярдов атака распалась на отдельные схватки, которыми Шон не мог руководить. Он собрал тех, кто был поблизости, и, минуя камень за камнем, они пробивались к вершине, а бюргеры перед ними удерживали позиции до последней минуты, и лишь потом отступали на следующие рубежи.
Вершина холма представляла собой углубленную площадку, своего рода блюдце; со всех сторон склоны круто уходили вниз, и здесь, в этой природной крепости, шестьдесят бюргеров сражались с одержимостью людей, знающих, что это последний бой. Они отбросили англичан от края блюдца и заставили их заскользить вниз, в убежище между камнями.
Когда была отбита вторая атака, на холме воцарилась неестественная тишина.
Шон сидел, прислонившись спиной к камню. Он взял флягу с водой, предложенную капралом, прополоскал рот, освобождая его от крови и сгустившейся слюны, и выплюнул на землю розовый комок.
Потом наклонил голову и дважды глотнул, закрыв глаза от наслаждения.
– Спасибо.
