По поводу этого рождения Жедеон Таллеман де Рео пишет, что король спал с королевой «очень редко». В подтверждение этому он рассказывает следующую историю:
«Когда королю сообщили, что королева беременна, он сказал: „Должно быть, это еще с той ночи“. Из-за каждого пустяка он принимал подкрепляющее, и ему часто пускали кровь; это никак не улучшало его здоровья. Я забыл сказать, что лейб-медик короля Эруар написал о нем несколько томов — его историю со дня рождения до осады Ла-Рошели, — где только и читаешь, в котором часу король пробудился, позавтракал, плюнул, ходил по малой и большой нужде и т. д.».
Тем не менее два года спустя на свет появился еще один ребенок — герцог Филипп Орлеанский. И тут, пожалуй, следует заметить, что многие историки сомневаются, что отцом обоих детей в самом деле был Людовик XIII. Дело в том, что король отличался слабым здоровьем, дополнительно подорванным его чрезмерным увлечением охотой, и все это не могло не сказаться на детородной функции. В результате на роль отца было предложено множество кандидатур, включая и самого кардинала де Ришелье. Выглядит это, конечно, маловероятным, но не лишено оснований предположение, что кардинал лично выбрал и подослал к тосковавшей королеве какого-нибудь молодого крепкого дворянина, ведь что не сделает дальновидный политик ради обеспечения преемственности власти в стране.
Крестным отцом будущего «Короля-Солнца» стал посол римского папы молодой итальянский священник Джулио Мазарини. Этот любезный и умный человек, к тому же очень красивый и ласковый, скоро стал близким другом королевы Анны.
И здесь не обошлось без участия кукловода Ришелье, который готовил Мазарини себе в преемники, прекрасно понимая, что ни он сам, ни Людовик XIII долго не протянут.
Представляя Мазарини Анне, кардинал де Ришелье мрачно пошутил: — Полагаю, он понравится вам, потому что похож на Бэкингема.
Действительно, итальянец был как раз таким мужчиной, какие нравились Анне, — пылким, галантным и не скрывающим эмоций. Однако за девять месяцев до рождения принца Людовика он точно находился в Риме и никак не мог быть причастен к его рождению, так что имя настоящего отца «Короля-Солнца», кто бы что ни говорил, так и остается загадкой королевы Анны.
Ги Бретон по этому поводу пишет:
«Когда же он стал ее любовником? Никто не знает. Большая часть историков склонна думать, что это случилось после смерти Людовика XIII. Но есть и такие, которые утверждают, что их связь началась в 1635 году. Трудно принять чью-то сторону… Вполне естественно, что во время Фронды народ, у которого не было никаких сомнений, однозначно указал на Мазарини как на отца Людовика XIV… К сожалению, приходится признать, что на сей раз народ ошибся, потому что если Мазарини и был любовником королевы с 1635 года, все равно есть одно серьезное возражение против его отцовства: с 1636 по 1639 год он жил в Риме. Следовательно, он вне подозрений».
Что касается расчета кардинала де Ришелье, то он был таков: регентшей при малолетнем монархе будет Анна, а первым министром при ней — Мазарини, ее друг и воспитатель юного короля.
Многоопытный кардинал как в воду глядел. В 1642 году он ушел из жизни. На следующий год покинул сей мир и Людовик XIII. И любовно-политическая схема, у истоков которой, возможно, совершенно сознательно встал кардинал де Ришелье, сработала. Франция выстояла, несмотря на тяготы Тридцатилетней войны и бесконечные мятежи недовольных участников Фронды, — выстояла благодаря гибкости Мазарини и стойкости Анны Австрийской.
Как мы уже знаем, все годы Фронды д’Артаньян оставался верным слугой кардинала Мазарини. На его свадьбе с мадемуазель де Шанлеси в 1659 году присутствовал не только кардинал, но и король Людовик XIV. А вот королевы Анны Австрийской там не было, и история ничего не знает о том, была ли она вообще знакома с этим человеком.
Девятого марта 1661 года Джулио Мазарини скончался, оставив после себя спокойную и могущественную Францию. После его смерти Людовик XIV, сделавший себя первым министром и провозгласивший принцип «государство — это я», отстранил свою мать от участия в управлении страной. Собственно, этим он лишь предугадал ее желание. Остаток своей жизни эта некогда красивейшая женщина Европы провела в основанном ею на окраине столицы монастыре Валь-де-Грас, где она и скончалась от рака груди в конце января 1666 года. Оставила после себя Анна Австрийская и еще одну загадку — тайну «Железной Маски». Этого безымянного узника Бастилии тот же Дюма считал старшим сыном королевы. Другие авторы выдвигают свои версии, а истина похоронена в соборе Сен-Дени вместе с мятежной душой дочери короля Испании и королевы Франции.
Что касается истории с алмазными подвесками, то ее впервые рассказал уже известный нам Франсуа де Ларошфуко. В своих «Мемуарах» он пишет:
«Герцогиня де Шеврёз вскоре покинула двор английского короля и вместе со своим мужем герцогом вернулась во Францию; она была встречена кардиналом как лицо, преданное королеве и герцогу Бэкингему. Тем не менее он пытался привлечь ее на свою сторону и заставить служить ему, шпионя за королевой. Больше того, на какое-то время он даже поверил, что госпожа де Шеврёз благосклонна к нему, но при всем этом, не очень полагаясь на ее обещания, принял и другие меры предосторожности. Он захотел принять их также и в отношении герцога Бэкингема; и, зная, что у того существует в Англии давняя связь с графиней Карлейль, кардинал, разъяснив графине, что их чувства сходны и что у них общие интересы, сумел так искусно овладеть надменной и ревнивой душой этой женщины, что она сделалась самым опасным его соглядатаем при герцоге Бэкингеме. Из жажды отмстить ему за неверность и желания стать необходимой кардиналу она не пожалела усилий, чтобы добыть для него бесспорные доказательства в подтверждение его подозрений относительно королевы. Герцог Бэкингем, как я сказал выше, был щеголем и любил великолепие: он прилагал много стараний, чтобы появляться в собраниях отменно одетым. Графиня Карлейль, которой было так важно следить за ним, вскоре заметила, что с некоторых пор он стал носить ранее неизвестные ей алмазные подвески. Она нисколько не сомневалась, что их подарила ему королева, но чтобы окончательно убедиться в этом, как-то на балу улучила время поговорить с герцогом Бэкингемом наедине и срезать у него эти подвески, чтобы послать их кардиналу. Герцог Бэкингем в тот же вечер обнаружил пропажу и, рассудив, что подвески похитила графиня Карлейль, устрашился последствий ее ревности и стал опасаться, как бы она не оказалась способной переправить их кардиналу и тем самым не погубила королеву. Чтобы отвести эту опасность, он немедленно разослал приказ закрыть все гавани Англии и распорядился никого ни под каким видом не выпускать из страны впредь до обозначенного им срока. Тем временем по его повелению были спешно изготовлены другие подвески, точно такие же, как похищенные, и он отправил их королеве, сообщив обо всем происшедшем. Эта предосторожность с закрытием гаваней помешала графине Карлейль осуществить задуманное, и она поняла, что у герцога Бэкингема достаточно времени, чтобы предупредить выполнение ее коварного замысла. Королева, таким образом, избежала мести этой рассвирепевшей женщины, а кардинал лишился верного способа уличить королеву и подтвердить одолевавшие короля сомнения: ведь тот хорошо знал эти подвески, так как сам подарил их королеве».
Вот и вся история, давшая исследователям творчества Александра Дюма право считать, что прототипом Миледи в истории с подвесками королевы была графиня Карлейль и в ней нет места каким бы то ни было мушкетерам. Впрочем, и без них она достаточно запутанна и противоречива. Есть мнение, что королева действительно подарила герцогу Бэкингему алмазные подвески. Не в Париже, как утверждает Александр Дюма, а в Булони, где отъезжавшим в Англию предстояло сесть на корабль. Королева плакала, Бэкингем плакал, а шпионы кардинала де Ришелье поспешили донести своему шефу, что потерявшая от любви голову Анна преподнесла своему любовнику аксельбант с двенадцатью подвесками — подарок ее супруга. Подобный поступок можно объяснить только тем, что испытанное наконец-то Анной блаженство совершенно лишило ее осторожности, ведь было очевидно, что герцог не положит подвески в шкатулку, чтобы тайком ими любоваться, а станет их носить.
Впрочем, недаром английский философ Фрэнсис Бэкон говорил, что «невозможно быть одновременно влюбленным и разумным».
