Из-за редкого леска вынырнуло короткое ровное поле и чуть видная расчищенная в снегу посадочная полоса. Вдоль опушки дремали одномоторные истребители. Аэродром! Усенко выпустил шасси и с ходу направил Пе-3 на полосу.
Спустя минуту самолет с остановившимися моторами катился, подпрыгивая, по плохо укатанной площадке. В конце пробега летчик тормозами застопорил машину. Развернуть ее в обратную сторону силы инерции не хватило.
— Вот и все! — устало сказал Константин и привычно выключил питание. Подсветка приборов погасла, в телефонах утих шум фона. — Все-таки нам опять повезло, Кронид!
Он отстегнул привязные ремни, парашют, сдвинул на затылок мокрый от пота шлемофон и устало откинулся в кресле.
Обойщиков на своем сиденье-тарелочке также отдыхал, изможденный полетом. В кабине было морозно, но вспотевшие летчики не чувствовали этого. Сильный ветер завывал в антенне, вьюжил, бросал снегом в самолет. Снег шуршал по обшивке, напоминая парням только что пережитое. В конце полосы показался автостартер.
На второй день к обеду Усенко перелетел на базу. Встречать его высыпал весь авиаполк.
Подполковник Богомолов обнял летчиков, а комиссар Михайлов сообщил радостную весть:
— Пароход «Украина» благополучно прибыл в Архангельск. Молодцы, ребята!
В толпе встречающих Константин не отыскал друга Устименко. Когда первое возбуждение от встречи улеглось, он спросил Лопатина.
Тот отвел глаза, потускнел.
— Экипажи Устименко и Горбунцова вчера с задания не вернулись, Костя.
— Как так? Я ж с ними разминулся там, над транспортом.
— Может, где сели, как ты? Связи не было: магнитные бури. Ищут. Богомолов, Щербаков, Михайлов с утра летали. Пока не нашли. Сейчас улетел Антоненко…
В тот день и в последующие недели с самолетов У-2 и Пе-3 были осмотрены все берега Белого и Баренцева морей, острова Колгуев. Тщетно.
На Константина Усенко страшно было смотреть — так почернел он от горя. Многие в авиаполку постепенно смирились с мыслью о гибели экипажей. Только Усенко не верил, надеялся, ждал, упорно искал. Он использовал каждое прояснение в непогоде и летал, летал. В его душе теплилась надежда, что, может, Александр потерпел аварию и где-нибудь, как Цеха, мучился, ждал помощи. Но заснеженная Арктика не выдала трагическую тайну.
В конце октября окончательно стало известно, что британское руководство прекратило формирование конвоя РQ-19 и отказалось направлять грузы в Советский Союз по северным морям. Морская авиационная группа была расформирована. 13-му авиаполку приказали подготовить самолеты и некоторые экипажи для передачи в другие авиаполки Северного флота, а самому следовать в тыл.
Тем временем у причалов Архангельского порта продолжалась погрузка советских и англо- американских судов. В ноябре наступила оттепель, ею воспользовались и начали формировать обратный конвой QР-15. К середине ноября транспорты стали сосредоточивать в районе Двинской губы. Экипажи «Петляковых» начали дальнее патрулирование.
17 ноября конвой QР-15 в составе 28 транспортов и 15 кораблей охранения двинулся в нелегкий путь. Двухмоторные истребители сопровождали его в Баренцевом море до предела своих возможностей. Погодные условия для полетов были крайне тяжелыми, а потом еще более ухудшились: низкая десятибалльная облачность, мощные и частые снежные заряды, густая дымка и сильные порывистые ветры, часто переходившие в штормы, в сочетании с интенсивным обледенением привели к новым авариям и жертвам. Но в зоне рыскали вражеские торпедоносцы, и охранять от них конвой было необходимо. Летчики продолжали полеты, пока не передали конвой англичанам.
Как и прежде, на боевые задания летал и Константин Усенко. Его все еще не покидала надежда разыскать или хотя бы открыть загадку судьбы так внезапно исчезнувшего Александра Устименко. Совместно с Обойщиковым он разработал план систематического обследования побережья и настойчиво по мере возможности его осуществлял. Перед каждым боевым вылетом Константин подходил к командиру полка с одной и той же просьбой: разрешить ему «заглянуть» на тот или иной участок берега. Василий Павлович с душевной болью смотрел на осунувшееся лицо командира звена и, желая облегчить его страдания, соглашался.
— Только смотри! — напутствовал он летчика. — Голову свою не теряй! Действуй разумно. Нам с тобой еще надо родных вызволять из неволи и Берлин брать!
Константин молча благодарил, честно выполнял боевое задание, а потом летел на поиски друга.
Время шло. Соответственно таяла надежда на благополучный исход поисков и тем более на возвращение летчиков. Одновременно в груди летчика нарастала жгучая ненависть к фашистам. Он прекрасно понимал, что хотя прикрытие конвоев — задание весьма важное и очень ответственное, но прямых схваток с гитлеровцами здесь было немного: видя над кораблями патрулирующих «Петляковых», хваленые немецкие асы предпочитали не ввязываться с ними в открытые бои, а нападать на конвои исподтишка либо попросту удирать. Такой фронт не устраивал кипящую гневом душу Константина. Он рвался в открытый бой, в «горячее» место. Ему нужно было своими глазами видеть, как под его пулями и снарядами корчился и погибал враг.
К боли о потере друга примыкала тоска о неизвестной судьбе родных. Где они? Что с ними? Он мог предполагать, что родные скорее всего попали в неволю: отец и мать перед войной часто прихварывали и едва ли решились на эвакуацию. Но тогда… Сердце сына холодело: знал, как фашисты расправлялись с семьями советских летчиков. Живы ли?..
«А Майна? Где она, ласточка…»
Можно ли было ему с такими чувствами, с такими мыслями продолжать оставаться здесь, на Севере? Он теребил просьбами Богомолова, Михайлова, но встречал отказ и еще больше нервничал, замыкался…
После проводки QP-15-го «Петляковы» собрались на базе. Настала пора прощания.
Сегодня грустят не только люди. Сама суровая северная природа тоже притихла. Прекратились надоевшие снегопады, метели и бури. Исчез пронизывающий ветер, столько дней и ночей без устали приносивший на остров ледяное дыхание Арктики. Смягчились морозы. И хотя остров, река и ее берега, вся земля в округе покрыта снегом, хотя небо по-прежнему хмурилось темными хлопьями десятибалльной облачности, мир как-то посветлел.
Последнее построение 13-го авиаполка. Подполковник Богомолов уже принял рапорт начальника штаба майора Тихонова и теперь разглядывал свой авиационный полк. Он построен поэскадрильно, каждая эскадрилья — по звеньям, звенья — по экипажам. В первой шеренге стоят пилоты, им в затылок — стрелки-бомбардиры, за ними — авиатехники, авиамеханики, мастера. На правом фланге отдельной группой выстроился штаб, немногочисленные службы. Построение всеобщее, в строю стоят командиры, сержанты и красноармейцы. Форма их не поддается определению. Воины стоят в летном обмундировании и в техническом, мелькают шинели: сухопутные, морские и авиационные. На головах — шапки-ушанки и шлемофоны. На ногах — сапоги, валенки и унты.
За спинами людей выстроились крыло в крыло грозные «Петляковы». Их острые, остекленные носы устремлены ввысь, двухкилевые хвосты прижались к снегу.
Ярко горят алые звезды на крыльях и килях. Но ряд самолетов непривычно короток: многих недосчитывает командирский глаз. Что поделаешь… Война.
Заметно волнуясь, Василий Павлович Богомолов готовится произнести речь. Прощальную речь. Нелегко ему расставаться с родным авиаполком: за шесть лет службы в его рядах он вырос от рядового летчика до командира, полтора года крыло в крыло воевал с теми, кто сейчас стоит в строю, смотрит на него, ждет напутствия, командирского слова. Вот на правом фланге стоит, чуть расставив крепкие ноги, капитан Щербаков. Сегодня Иван Сергеевич вступит в командование авиаполком и поведет его в тыл за пополнением и матчастью. Потом вернется на фронт, куда прикажут. Вместе с ним полетят его бессменный штурман Василий Сысоевич Чернышев, Макар Давыдович Лопатин, Леонтий Леонович Мяло, Иван Лободюк, Кронид Обойщиков, Дмитрий Иштокин, Василий Кравченко, Григорий Зубенко, Иван Койпыш,
