подошел.
— Изучаешь дырки, Миша? Будь моя власть, я бы этот торпедоносец после войны сохранил для музея, чтобы потомки могли сосчитать боевые раны на нем. Думаю, такой экспонат лучше любого рассказа помог бы понять им, какой ценой наше поколение добывало победу. За каждой дыркой стояла наша смерть, Миша. По ним можно писать историю!
К летчикам подошли Беликов, Шашмин, Демин. Техник услышал последние слова штурмана, поспешил подтвердить:
— Это уж точно! Историю писать можно. Я совершенно достоверно могу назвать дату и после какого боя наложена была каждая заплата. Только та история будет не полной. Здесь же далеко не все пробоины. Мы ж меняли элероны, стабилизатор, капоты на моторах, даже руль поворота. А моторы? Те дыры тоже надо бы учесть для истории! Что ни говорите, а я любуюсь нашей машиной: красавица! Боевая! Фронтовая!
Летчик почувствовал, как раздражение покидало его, обида пропадала, и он иными глазами посмотрел на боевого друга — тепло и радостно, как смотрят на самого близкого и родного. Безобразившие самолет латки как бы исчезли. Зато заиграли другие краски: на носу в три ряда силуэты потопленных транспортов, левее и выше над ними — ордена Красного Знамени и Ушакова и над ними по дуге — крупные буквы «Таллинский АП»!
— Командир! А вот сюда, — Демин постучал пальцем по нижнему ряду силуэтов, — еще один просится! Как раз хватит места для четырнадцатого!
— Смотрите! — показал Василий Шашмин. Все обернулись. Через летное поле к стартовому домику мчалась вереница легковых машин.
— Не иначе, какое-то высокое начальство пожаловало. Значит, сейчас начнется!
Вскоре серое небо над кольбергским аэродромом озарилось белыми ракетами — сигнал «Запустить моторы».
И началось! Воздух над летным полем, самолетными стоянками, лесом и морским побережьем загрохотал от рева запускаемых моторов. А через минуту к взлетным полосам мягко покатились «ильюшины» и «Яковлевы», за ними по рулежным дорожкам вокруг зеленого поля поплыли высокие кили солидных торпедоносцев — улетала первая группа Федора Макарихина.
Борисов отошел от своего самолета подальше, чтобы лучше видеть взлет боевых товарищей. Словно с гигантского конвейера, пара за парой в воздух уходили штурмовики и истребители, потом по одному друг за другом громоздкие топмачтовики. Взлетевшие самолеты исчезли в густой дымке, и только их могучий гул свидетельствовал, что они еще не ушли на маршрут.
Действительно, вскоре над головами провожающих снова появились их четкие строи. Впереди всех пролетели, прикрытые сверху и с боков восьмерками «яков». Две пятерки топмачтовиков, за ними колонной промчались шестерки «ильюшиных» со своими истребителями прикрытия. Армада самолетов, прогудев, растаяла в той стороне, где было море. Постепенно угас и могучий рокот их моторов.
— До чего красиво всё выглядит с земли!. — сдвинул фуражку на лоб Рачков, будто ему мешало солнце, — Сила! Мощь!
— Предпочитаю быть в воздухе! — буркнул Михаил и полез в свою кабину включить радиоприемник: захотелось послушать радиопереговоры и хоть таким образом почувствовать себя участником боя.
Через полтора часа в небе над аэродромом опять появились штурмовики и истребители. Прежних безукоризненных строев и боевых порядков не было; самолеты возвращались разрозненно. «Яковлевы» заходили на посадку сразу парами. Парами и отруливали на стоянки, освобождая полосу для следующих. Отдельно на соседнюю полосу опускались поврежденные машины. Михаил насчитал их четыре.
— Миша! Не вернулось два «яка»! — крикнул снизу Рачков. На его лице застыла тревога. — А вот и наши!
Из дымки вынырнули знакомые силуэты торпедоносцев. Они подлетели к летному полю и встали в круг, дожидаясь, пока не сядет один из них с поврежденным мотором.
— Вернулось только девять! — Беликов рыскал глазами по небосводу в поисках еще одной машины.
Борисов помчался на соседнюю стоянку встречать заруливающие самолеты.
Едва Макарихин выключил моторы и спустился на землю, как Михаил подошел к нему с вопросом:
— Потопили, Федор Николаевич?
Низенький Макарихин глянул снизу вверх на Михаила.
— Нет, Миша… Орешек оказался крепче, чем мы представляли. Дай закурить! — комэск-два задымил папиросой, потом досадливо махнул рукой:
— Очень плохая видимость! На линкор вышли не все, поэтому и бомбили не столько его, сколько то, что попадалось. Конечно, тех тоже надо топить, но главное для нас — линкор. А в него воткнули всего одну «тоннку». Хорошо попали! Бомба взорвалась возле фок-мачты, фок-мачту перекосило, но «акула» осталась на плаву… Зениток на нем много, и бьют/сады, метко. Да еще с эсминца и сторожевиков… Серьезный корабль, хоть и называют его учебным! — летчик с силой бросил окурок на землю и вдавил его каблуком.
К стоянке подъезжали бензозаправщики, бортовые автомашины с бомбами, торпедовозы. Техсостав уже осматривал вернувшиеся из боя самолеты. Началась дозаправка горючим, подвеска бомб и торпед.
Борисов вернулся к себе.
В пятнадцать часов в воздух поднялась вторая ударная группа. Повел ее Герой Советского Союза старший лейтенант Богачев. Александр взял на борт торпеду, остальные пять экипажей полетели с бомбами в топмачтовом варианте. В группу вошли две восьмерки «ильюшиных» и четыре звена истребителей.
И опять Михаил волновался за друзей, за Сашу Богачева, который после перенесенного ранения был еще не совсем здоров. Выдержит ли?
Летчики группы Богачева дрались с врагами так же смело и решительно, как и макарихинцы, И они добились ощутимых успехов: потопили транспорт водоизмещением пять тысяч тонн, сторожевой корабль, подбили эсминец и еще один транспорт водоизмещением три тысячи тонн. В линкор попала еще одна «полутоннка» и на нем был замечен пожар. Однако «Шлезиен» по-прежнему оставался на плаву, потопить его не удалось.
Инженеры и техники опять сновали у торпедоносцев, отбирали менее поврежденные к следующему вылету.
Борисов отозвал Богачева в сторону.
— Саша! Покажи, как он стоит по отношению к берегу? — попросил он друга, подняв планшет.
— В том-то и дело, что он не стоит! Он все время на ходу, курсирует малыми ходами. А его орудия бьют по берегу… Как курсирует? Черт его знает! Там очень густая дымка, впереди ничего не видно, только под самолетом. Я линкор видел всего с полминуты! Да и то через прицел. Понимаешь? Он маневрирует, уклоняется. Я гонялся за ним, чтобы загнать на выгодный курсовой угол. Вышел-таки! Торпедировал! Но результата не наблюдал. Высота дымки? Метров триста. А выше — хорошо!
Подошли Николай Конько и Иван Рачков. Иван Ильич принялся на листе бумаги рисовать схему Померанской бухты. Конько и Богачев помогли по ней уточнить место нахождения «акулы» и курсы ее движения.
— Миша, учти! — добавил Богачев. — Там над, линкором вертятся «фоккеры»! Я видел две четверки. В атаку они, правда, не выходили, но барражируют!
— Спасибо за предупреждение, друг! Михаил достал из планшета фотоснимок злополучного линкора, вгляделся в его контуры.
— Этой фок-мачты теперь нет! — показал Александр. — На ее месте — груда металлолома. Но носовая башня невредима, сам видел, стреляет, сволочь…
Приехал «виллис» за экипажем Борисова.
— Миша! — крикнул вдогонку Богачев. — Будь аккуратен! После атаки крути только в море! На берег не ходи, там много зениток!
