желтоватый и неровный по краям клочок бумаги.
Трижды набирала Люся Женин телефон. Из трубки доносились лишь длинные гудки. «Наверное, мама пошла к нему в больницу, – предположила девушка. – Позвоню попозже». Она отправилась на кухню, вытащила из холодильника колбасу, яйца, пачку сливочного масла. Но вид пищи только усилил тошноту, преследовавшую ее вот уже несколько часов, и, подумав с минуту, Черепашка решила ограничиться чашкой кофе с молоком. С удивлением она обнаружила лежащий на холодильнике футляр с диском. Как он тут оказался? Наверное, она, поглощенная своими невеселыми мыслями, машинально притащила сюда футляр. Двигаясь медленно, будто во сне, Черепашка поднялась со стула, взяла с холодильника плоскую коробочку, раскрыла ее, вытащила компакт-диск и, положив пустой футляр на кухонный стол, двинулась в большую комнату. Сейчас она действовала, словно повинуясь чужой воле, так, точно ее действиями кто-то управлял. Ведь ей совсем не хотелось слушать Машино пение. Признаться, она вообще не собиралась этого делать…
Да, голос у этой напористой и целеустремленной (даже излишне целеустремленной) девушки был действительно необыкновенным. А вот песни, которые она пела, показались Черепашке, научившейся за время работы на телевидении отличать хорошее от плохого, самыми заурядными, чтобы не сказать бездарными. Примитивные мелодии с потугой на ро2ковые аранжировки, наиглупейшие, совершенно пустые тексты, состоявшие порой из одного повторяющегося много раз четверостишия, но тоже с претензией на философский смысл, оставляли тягостное впечатление. Например, в одной из песен Маша раз, наверное, десять повторила строчку: «Вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю конец», а потом то же самое, только вместо слова «вспоминаю» Маша пела «забываю», а вместо «конец» – «начало». Получалось: «вспоминаю конец и забываю начало». Вот и вся, собственно говоря, песня. И даже прекрасный и сильный Машин голос звучал невыразительно и натужно. Нет, это был явно не ее стиль.
Рок-групп, подобных этой, Черепашка за последний месяц прослушала больше сотни, наверное. Все они были похожи друг на друга, будто бы и музыку, и тексты писал один и тот же малограмотный человек. Полное отсутствие индивидуальности, музыкального вкуса и чувства слова при непомерных претензиях на глубокий смысл, простоту и гениальность. Как известно, все гениальное – просто, однако отнюдь не все простое – гениально! А участники группы «Грачи прилетели» вдобавок ко всему элементарно не умели играть. Но Люся честно прослушала весь диск. К счастью, песен оказалось всего три. Больше она не осилила бы. С облегчением вздохнув, Черепашка вытащила из проигрывателя компакт-диск и неожиданно поймала себя на мысли, что рада тому, что группа «Грачи прилетели» не представляет никакого интереса, даже невзирая на исключительные вокальные данные солистки Маши.
Пройдясь бесцельно по комнате, Люся поняла, что созрела для яичницы. Она разбивала над шкворчащей сковородкой второе яйцо, когда раздался звонок в дверь. Сдернув с пластмассового крючка кухонное полотенце и наскоро вытерев об него руки, Черепашка кинулась в прихожую.
– Привет! – лучезарно улыбнулась Лу. – А я весь день тебе звоню. Где пропадала?
– Заходи. – Люся потянула лучшую подругу за рукав. Глядя в черные и всегда лукавые глаза Лу, Черепашка поняла, что ужасно соскучилась по подруге, хотя расстались они только вчера, после школы.
– Здорово, что ты пришла. – Черепашка выдала Лу ее любимые тапочки, коричневые, с черным мехом внутри и белой опушкой снаружи. – У меня куча новостей!
– Надеюсь, хороших? – пытливо прищурилась Лу.
В ответ Черепашка лишь горестно вздохнула.
– Понятно, – разочарованно протянула Лу. – Ну что ж, рассказывай.
– Только после того, как съем яичницу, – тоном, не терпящим возражений, заявила Люся. – Могу, кстати, и тебе поджарить.
– Спасибо, я уже пообедала, – вежливо отказалась Лу, проходя в кухню.
8
– Ну, дела… – сокрушенно покачивала головой Лу. Рассказ Черепашки произвел на нее сильное впечатление. – Вечно ты во что-нибудь вляпаешься! Это ж надо, такое совпадение! – искренне изумлялась она. – Угораздило же этого Женю забраться именно на крышу Гешиного дома! Фантастика!
– Ну, так они в одном доме живут. – Черепашка поставила на плиту пустую сковородку.
– Вот я и говорю: просто невероятное какое-то совпадение. Как в кино! И, заметь, такое могло только с тобой приключиться.
– Ну, не могла же я спокойно дома сидеть? – возмутилась Люся. – Любой бы на моем месте поехал!
– В этом я как раз не уверена! – скептически хмыкнула Лу. – Ладно, что уж теперь об этом рассуждать… Только мне кажется, что этот Женя по-любому не сбросился бы с крыши.
– Может быть, ты и права, – неопределенно отозвалась Люся. И хотя сама она думала иначе, доказывать что-то Лу ей совсем не хотелось.
– Но каков Геша-то?! Неужели он действительно упрекал тебя в бесчувствии и высокомерии? – решила сменить тему Лу.
– «Упрекал»! – чуть не поперхнулась чаем Люся. – Ты бы слышала, как он орал! «Ты, кроме себя, никого не видишь! Тебе вообще на всех плевать! Упиваешься собственным благородством и святостью!» Это я-то, представляешь? Но главное не то, что и как говорил Гена, а какими глазами он на меня смотрел! Сколько ненависти было в его взгляде! – Черепашка зябко передернула плечами. – Просто уму непостижимо…
– Очень даже постижимо, – спокойно возразила Лу. – Этот твой Геша Ясеновский прост, как веник. Такие люди, когда поступают подло по отношению к какому-нибудь человеку, его же потом и начинают ненавидеть. За свою же подлость, понимаешь? Как свидетеля собственной низости. Еще Лев Толстой сказал, что мы любим людей за то добро, которое сделали для них, и ненавидим за то зло, которое им причинили. Может быть, не слово в слово, но смысл такой. А в современной психологии это называется эффектом бумеранга. Никогда не слышала?
Черепашке не нравилось, когда Лу начинала умничать. Она посмотрела на подругу долгим выразительным взглядом и, выдержав небольшую паузу, произнесла:
– Честно говоря, у меня нет никакого желания копаться в его чувствах.
– Правильно, – горячо поддержала ее Лу. – Он этого не стоит. Одно утешает: теперь-то ты уж точно выбросишь его из сердца.
– С чего ты взяла, что я до сих пор не сделала этого? – округлила глаза Черепашка. – Я что, часто вспоминала о нем?
– Я не случайно сказала «из сердца», а «не из головы», – профессорским тоном заметила Лу, слегка приподняв правую бровь. – Память сердца – очень стойкая штука! Ум забыл, а сердце помнит, – тряхнула она копной черных волос. – Ты жалела Гешу, я знаю, а жалость – чувство совсем не однозначное… Для некоторых людей оно равнозначно любви. А вот теперь вижу, – она прищурилась, – наконец ты поставила на Ясеновском крест. В сердце, а не в голове, чему я несказанно рада.
– Он сам на себе этот крест поставил. – Черепашка подперла щеку рукой. – Слушай, а ты могла бы сходить со мной к Жене в больницу?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Лу потребовалось какое-то время, чтобы его осмыслить.
– Новый поворот сюжета? – бросила она на подругу быстрый взгляд.
– Да какого там сюжета?! Понимаешь, я должна ему все объяснить, иначе только об этом и буду думать. Я же себя знаю, – печально покачала головой Черепашка. – Просто мне необходима поддержка близкого человека. А ближе тебя у меня никого нет… Не стану же я просить об этом маму!
– Кстати, Лелик в курсе твоих сегодняшних похождений? – спросила Лу.
Елену Юрьевну, Люсину маму, подруги называли между собой Леликом, потому что так звали ее все друзья и сослуживцы.
