1915 году был вновь тяжело ранен и попал в плен, но за выполнение боевой задачи был награжден орденом Святого Георгия. Скородумов пробыл в плену год и семь месяцев, трижды пытался бежать. 25 февраля 1917 года вернулся в Петроград в результате обмена военнопленными. За него, как за выдающегося офицера, ходатайствовал Лейб-Гвардии Павловский полк, в котором он служил, и лично великая княгиня Мария Павловна. После захвата власти большевиками принял участие в Белом движении — несмотря на инвалидность, вступил в ряды Добровольческой армии. Участвовал в Днестровском походе, был снова ранен при взятии Киева в 1919 году, воевал в Крыму на Перекопе. После отступления Русской армии из Крыма прибыл в Болгарию, затем — в Югославию[279].
Перед Скородумовым, как руководителем Бюро по защите русской эмиграции в Сербии, стояло множества социальных задач, в основном — обеспечить людей работой и жильем, которое многие потеряли из-за гитлеровских бомбардировок. Но главным было найти способ защитить своих подопечных от преследования со стороны коммунистических партизан. Для решения этого вопроса Скородумов в начале августа обратился к представителям сербской гражданской администрации, но они оказались бессильными чем-либо помочь. Тогда Скородумов обратился к Льотичу, который в то время начинал формировать Сербский добровольческий корпус. Представитель русских эмигрантов рассчитывал получить партию оружия для самозащиты. Однако выяснилось, что самому Льотичу немцы выдали оружия меньше, чем необходимо.
Оставалось обратиться в штаб германского главнокомандующего на Юго-Востоке генерала Бадера. Начальник штаба полковник Кевиш от имени главнокомандующего предложил Скородумову отдать приказ о вступлении русских эмигрантов в германские воинские части. Скородумов это предложение отклонил.
В своих воспоминаниях, написанных после войны, Скородумов сообщает, что свой отказ он мотивировал так: «Белые, как политические эмигранты, могут воевать только против большевиков, а вступая в немецкие полки, которые могут быть переброшены на другие фронты, русские эмигранты будут вынуждены воевать и против некоммунистических государств, что для Белых абсолютно не возможно. Я добавил, что могу отдать приказ лишь о формировании отдельного русского корпуса для борьбы на Восточном фронте и вполне естественно, что за время формирования этот корпус примет участие в борьбе с сербскими коммунистами»[280].
После длительных переговоров главнокомандующий разрешил формирование Отдельного Русского корпуса и, по словам Скородумова, дал обещание после ликвидации коммунистического движения в Сербии перевести корпус на Восточный фронт[281].
Когда мероприятия по формированию корпуса уже начались, Скородумов был вызван в германское посольство в Белграде. Это учреждение продолжало существовать, поскольку нацисты создавали видимость дипломатических отношений с правительством Недича. Посол Бенцлер заявил, что формирование русских воинских частей разрешено быть не может. Скородумову было предложено отдать приказ о вступлении русских эмигрантов в сербскую жандармерию.
Сложившаяся ситуация объясняется тем, что германским военным был присущ определенный прагматизм в решении военно-политических задач на Востоке. Гражданские учреждения чаще руководствовались партийной идеологией, которая не позволяла создавать русские вооруженные структуры.
В данном случае военные обстоятельства способствовали победе точки зрения военных — интенсивность борьбы против немцев нарастала. Ни в одной другой оккупированной стране немцы не встречали такого ожесточенного вооруженного сопротивления. Тем более ни в одной другой европейской стране не были так сильны позиции коммунистов.
Условия создания корпуса, сформулированные Скородумовым, были переписаны в двух экземплярах и скреплены подписями Скородумова и Кевиша:
«1. Лишь один командир Корпуса подчиняется немецкому командованию, все же чины Корпуса подчиняются только командиру Корпуса и русским начальникам, им назначенным.
2. Корпус не может дробиться на части, а всегда будет действовать как одно целое, то есть ни одна часть Корпуса не может быть придана немецким частям.
3. Русский Корпус может быть только лишь в русской форме, но ни в коем случае не в сербской и не в немецкой. Для распознавания немцами чинов на воротниках должны быть особые знаки. На шлемах же должны быть ополченские кресты белого цвета.
4. Никто из чинов Корпуса не приносит никакой присяги, кроме командира Корпуса.
5. Когда Корпус закончит формирование и коммунистическое движение в Сербии будет подавлено, немецкое командование обязуется Корпус перебросить на Восточный фронт.
6. Русский Корпус не может быть использован ни против какого-либо государства, ни против сербских националистов Дражи Михайловича и др. Отдельный Русский Корпус может быть использован только против коммунистов»[282].
Остается неясным, кому должен приносить присягу командир корпуса?
12 сентября 1941 года Скородумов получил от Кевиша письменный приказ: «Начальнику Бюро генералу Скородумову разрешается призвать всю эмиграцию в Сербии для формирования Русского охранного корпуса и таковой сформировать»[283]. Важно отметить, что Кевиш именует корпус не «Отдельным», что могло указывать на его независимое положение от немцев, а «Охранным», то есть призванным выполнять вспомогательные функции.
Скородумов использовал прежнюю формулировку. В день получения приказа Кевиша он отдал собственный приказ: «12 сентября мною получено распоряжение германского командования за № 1 с согласия сербских властей о призыве русской эмиграции в Сербии для формирования Отдельного Русского корпуса. Командиром Русского корпуса назначен я. На основании вышеизложенного объявляю набор всех военнообязанных в возрасте от 18 до 55 лет… Все поступившие в Корпус удовлетворяются всеми видами довольствия по нормам германской армии. Ставки для обеспечения семей будут объявлены дополнительно. Призываю г.г. офицеров, унтер-офицеров, урядников, солдат и казаков к выполнению своего долга, ибо ныне открывается новая страница Русской истории. От нас зависит, что будет записано на этой странице. Если возродится Русская Армия, то возродится и Россия. С Божией помощью, при общем единодушии и выполнив наш долг в отношении приютившей нас страны, я приведу вас в Россию»[284].
Этот эмоциональный и политизированный документ совершенно не вписывался в контекст нацистской «восточной политики». Через два дня — 14 сентября 1941 года Скородумов был арестован гестапо с согласия германского военного командования.
Правда, по замечанию Н.Н. Чухнова — одного из ближайших соратников генерала, это был не арест, а «почетное интернирование при гестапо, в отдельной комнате, куда принесли постель и просили чувствовать себя как дома, ибо он (Скородумов. —
«Ген. М.Ф. Скородумов, — пишет В. Маевский, — национально настроенный и безусловно честный человек, но совершенно политически не подготовленный, — понимал происходившие мировые события так, как ему хотелось, чтобы они выглядели, а не так, как они в действительности происходили… Скородумов наивно полагал, что в программу современной Германии входит восстановление национальной России, и он смело возлагал на нее исполнение своих заветных стремлений. На фронтоне здания бывшего русского посольства он восстановил российский двуглавый орел, снятый… накануне приезда в Белград советских дипломатов. А в то же время он должен был снять государственного орла со своего официального органа „Русский бюллетень“»[287].
На посту руководителя Русского бюро Скородумова сменил генерал-майор Владимир Владимирович Крейтер, а работу по созданию корпуса продолжил генерал-майор Борис Александрович Штейфон.
Выпускник Николаевской военной академии, Штейфон принимал участие в Русско-японской и Первой мировой войнах. После Октябрьского переворота вернулся на родину в Харьков, чтобы возглавить подпольную группу офицеров Генерального штаба (Харьков находился под властью местного совдепа, а затем попал под немецкую оккупацию). Штейфон помогал русским офицерам переправляться в Добровольческую армию, в сентябре 1918 года сам прибыл в ее штаб в Екатеринодаре. Вступил в
