одержала эту победу: над Игорем или над собой. Но ощущение было таким явственным, что девушке казалось, что она чувствует запах своей победы. Она почему-то пахла фиалками…
9
Где в ноябре Игорю удалось раздобыть фиалки, так и осталось для Снегиревой загадкой. Даже спустя две недели, когда, вспомнив об этом их радостном, словно бы после долгой разлуки свидании, она попыталась выпытать у Игоря его тайну, он лишь отмахнулся, ответив:
– Да они не настоящими были. Ты что, не заметила?
– То есть как это? – обиделась было Снегирева. – Ты подарил мне бумажные цветы? Но ведь они пахли…
– Сейчас чего только не придумают, – продолжал разыгрывать ее Игорь.
– Ну вот… – совсем сникла Галина. – А я-то думала!
Тогда она забыла маленький букетик в каком-то кафе и потом долго сожалела об этом. Но не возвращаться же туда спустя два дня. Впрочем, девушка прекрасно помнила свои ощущения: вот она сжимает в руке пучок прохладных стебельков, которые оканчиваются извилистыми линиями корешков, зарывается носом в нежные, источающие весенний аромат фиолетовые лепестки… Нет, она не могла ошибиться: фиалки были самыми что ни на есть настоящими. И зачем только Игорь пытается ее разозлить?
– Да не дуйся ты! – Он осторожно дотронулся до ее локтя. – Я пошутил.
– Ну и где же ты нарыл фиалки среди осени?
– В лесу, – снова принялся шутить он.
– Все! Если не скажешь правду, я сейчас же развернусь и поеду домой.
Видимо, он услышал в ее голосе нешуточную решимость, потому что, подумав немного, сказал вдруг:
– Вообще-то я и сам тогда дико удивился, когда увидел в переходе эту особу. И не похожа она была на обычную торговку… Совершенно то есть не похожа… Представь, стоит такая в норковом манто роскошном, на голове легкий шарфик повязан фиолетовый, развевается весь, так и трепещет, хотя никакого ветра и в помине не было, а в руках этот букетик… «Сколько стоит?» – спрашиваю, а она глаза опустила и называет какую-то цену смешную, то ли десять рублей, то ли пятнадцать, не помню уже… Но самое удивительное в конце было. Беру я из ее рук цветочки, лезу за деньгами в карман, поднимаю глаза, а ее уже и след простыл. Я так и замер с раскрытым ртом. Стою и как дурак фиалки в кулаке сжимаю. Думал, и они сейчас в воздухе растворятся. Но нет, минута прошла, другая, а они никуда не исчезли… Видимо, это добрая волшебница была, которая пришла с цветами, чтобы нас с тобой помирить… Я потом даже стихотворение написал… – Игорь наморщил лоб, пытаясь припомнить написанные уже давно строчки:
Не помню, что-то такое… – Парень небрежно махнул рукой. – Словом, дурацкие какие-то стишки я тогда накропал… Даже, помню, сразу их уничтожил в компьютере. Но фею эту я на всю жизнь запомнил.
Почему-то сейчас, поднимаясь к себе на третий этаж, Снегирева вдруг в деталях припомнила тот разговор. А ведь с тех пор уже недели три минуло. И тут она почувствовала, как сбилось дыхание.
«Что это со мной? – удивилась девушка. – Сколько себя помню, одышкой вроде не страдала… Да и рановато еще».
В следующую секунду горячая волна крови ударила ей в лицо. Снегирева прижала к щекам холодные ладони.
«Да ведь я… А может, все-таки нет? Нечего тянуть, – разозлилась на себя девушка. – Завтра же пойду в поликлинику… В поликлинику? Нет, в поликлинику ни в коем случае нельзя, ведь тогда…»
О том, что может случиться, узнай о ее тайне родители и учителя, и подумать было страшно.
Пару дней назад, на уроке химии, она впервые заподозрила неладное. Все сосредоточенно занимались лабораторной работой, смешивая какие-то реактивы и занося свои наблюдения в тетрадь. По всему классу распространился удушливый, едкий запах, и в какой-то миг Снегиревой стало так плохо, что она едва не потеряла сознание. Голова вдруг пошла кругом, все окружающие предметы начали медленно расплываться перед глазами, а к горлу подступил горько-кислый комок тошноты. Тогда она попросилась выйти из класса и, оказавшись в коридоре, постепенно пришла в себя. Потом похожий приступ дурноты повторился на следующий день, на уроке физкультуры. И вот сейчас, поднявшись на третий этаж, она почувствовала, что задыхается.
«Надо позвонить Валентину, – подумала вдруг девушка. – Хотя стыдно. Ведь с тех пор я так ни разу ему и не позвонила».
Да, с того самого дня Валентин и Галина так и не виделись больше и даже по телефону не разговаривали. Она как-то закрутилась… С Игорем они теперь встречались как и прежде, до этой ссоры, каждый день. Ходили на концерты, выставки, гуляли по городу… Словом, свободного времени у девушки почти не оставалось. А ведь еще существовала и школа, и уроки, которые надо было делать каждый день: ведь Снегирева уверенно шла на медаль и сворачивать с этого курса не собиралась.
Конечно, звонок Валентину много времени бы у нее не отнял. И дело тут, наверное, было в том, что, открывшись перед парнем, Галина уже на другой день начала терзать себя упреками: «Стыд-то какой! Ну и зачем ты это сделала? Зачем рассказала случайному человеку то, что и самому близкому говорить не следует». Вот если бы дело происходило действительно в поезде, тогда Снегиреву не мучили бы сожаления. А так, вспоминая о случившемся, она всякий раз заливалась краской и, хотя понимала, что следует все-таки позвонить парню, никак не могла заставить себя набрать его номер. Потом, по прошествии недели, она стала оправдывать себя тем, что Валентин и сам ей не звонит.
«Значит, он не хочет продолжать знакомство, – уговаривала Галина саму себя. – Телефон-то мой у него есть, мог бы и позвонить».
Но сейчас, когда с каждым днем тревожные мысли и дурные предчувствия все больше одолевали ее, первым, о ком Галина вспомнила, оказался почему-то Валентин. Хотя в книжках часто пишут, что о друзьях люди вспоминают только тогда, когда им становится плохо.
«Да он уж, наверное, и забыл, кто я такая! – мысленно терзалась сомнениями Снегирева. – А как
