– А чайник в полном порядке, – объявил Валентин, вытаскивая из раковины хромированный чайник.
– Признавайтесь, – нахмурилась Снегирева. – Чья это идея явиться ко мне вдвоем?
– Наша, – в один голос ответили парни.
– Общая, значит? – Девушка переводила строгий взгляд с Игоря на Валентина. – Ну и чего же вы хотели этим добиться? Ради чего затеяли весь этот спектакль?
– Три дня истекло, – горестно вздохнул Валентин. – Мы хотим услышать твой ответ. А чтобы шансы соперников были равными, решили прийти за ним вдвоем.
– Вдвоем, значит?
В эту секунду Снегирева почувствовала, как откуда-то из самой глубины ее существа поднимается, а затем накрывает ее с головой мощная, горячая волна ярости. Безотчетная, неуправляемая, но от этого не менее страстная и всепоглощающая.
«Я тут с ума схожу, ночей не сплю, ломаю голову, кого мне выбрать, а они устроили здесь балаган! С цветочками и конфетками на пару явились! Смеяться надо мной вздумали!» – лихорадочно стучало у нее в висках.
– Смеяться надо мной вздумали? – вслух выкрикнула она. – Забаву себе нашли! А ну оба вон отсюда! И чтобы духу вашего не было! Шуты гороховые!
– Галь, да ты что?.. – выпучил глаза Валентин. – Мы и не думали над тобой смеяться!
– У нас и в мыслях такого не было… – вторил ему Игорь.
– Не думали они! – все пуще распалялась девушка. – Я сказала: пошли вон! Немедленно! Слышите?
Не ожидавшие такой реакции парни понуро двинулись в прихожую и под прицелом яростного взгляда Снегиревой кое-как накинули на себя одежду и, совершенно потрясенные, вывалились на лестничную площадку.
– Шутники! – выкрикнула им в спину Снегирева и с грохотом захлопнула дверь.
Вспышка ярости прошла так же внезапно, как и возникла. Тряхнув волосами, девушка обвела кухню рассеянным взглядом.
«Зачем я их выгнала? – мысленно недоумевала она. – Зачем я наорала на них? Истеричка! Дура! Кретинка!» – ругала себя она, чувствуя, как в ее душе наступают покой и умиротворение.
А ведь она и подумать не могла, что миг прощения может быть таким осознанным, почти физически ощутимым. Будто огромный камень, давивший всем своим весом на ее маленькое сердце, рассыпался вдруг на бесчисленное множество песчинок, которые тут же подхватил порыв ветра и унес куда-то далеко-далеко, за линию горизонта. Теперь она наконец-то с предельной ясностью осознала, что имела в виду мама, когда говорила, что прощение, если только оно не выдуманное, а настоящее, должно быть безоговорочным, безусловным, так же как и любовь…
Прощение и любовь. Любовь и прощение. Но ведь это благодаря Валентину она смогла простить Игоря. У Галины не было на сей счет ни малейших сомнений. Конечно, это идея Валентина – явиться к ней за ответом вдвоем. Только в его благородную и открытую душу могла прийти такая сумасшедшая, безрассудная, наивная и вместе с тем такая по-детски правильная мысль. Или мысли приходят в голову? Странно, но ее собственная голова была сейчас совершенно свободна от мыслей, а вот душу по-прежнему разрывали на части сомнения: кто же, кто? Игорь или Валентин? Валентин или Игорь?
Приход в класс новенькой – это всегда событие. Даже если эта новенькая оказывается на первый взглад скучной и обыденной, как тетрадка в клетку. Во всяком случае, облик Зои Колесниченко ничем не выдал ее самобытности или яркой индивидуальности, даже если таковые имели место быть. Но часто именно первое впечатление бывает ох как обманчиво.
Необычайные вещи начали происходить буквально с первого дня. Нет, поначалу все шло как всегда: Люстра привела Зою в класс, представила ребятам и велела девушке занять любое свободное место. Никого не удивило, что Зоя решила сесть за последнюю парту, тем более что та оказалась совершенно свободной. Зоя еще не успела ни с кем познакомиться, поэтому ее желание сидеть на уроках в одиночестве было вполне объяснимым. Вот пройдет несколько дней, а может, и недель, Зоя присмотрится к ребятам, с кем- нибудь подружится и найдет себе подходящего соседа или соседку. Так или примерно так рассуждали ребята, глядя, как робко и неуверенно пробирается Зоя (потому что слова «идет» или «шагает» тут совершенно не уместны) по проходу к самой последней парте третьего ряда. В руках у новенькой был пестрый пакет – единственное яркое пятно в ее внешности, – а за спиной болтался обычный, если, конечно, не приглядываться, рюкзак.
Первым уроком в тот день была литература. Сидя, как обычно, за учительским столом, Люстра монотонным голосом диктовала биографию Гоголя, а ученики делали вид, что старательно записывают в тетрадь столь ценные сведения. В сущности же, каждый был занят своим делом, по той простой причине, что биографию великого русского писателя можно узнать из школьного учебника, которым, к слову сказать, и пользовалась Ангелина Валентиновна, не утруждая себя поисками более редких источников.
Урок успешно перевалил за середину, когда класс буквально вздрогнул от душераздирающего вопля.
– …свою бессмертную поэ-э-э… – Недосказанное слово так и застряло в горле Люстры. – Ермолаев! – взвизгнула она, уставившись на предпоследнюю парту третьего ряда. – Немедленно выйди вон!
Действительно, жуткий, ни на что не похожий звук шел именно оттуда. Но поверить в то, что человеческое существо, даже если оно носит фамилию Ермолаев, способно исторгнуть из себя нечто подобное, было совершенно невозможно.
– А я тут при чем? – возмутился Юрка и обернулся назад. – Это там выло! – Он ткнул пальцем в сторону новенькой.
– Колесниченко! – снова заорала училка. – Встать!
Зоя обреченно поднялась.
– Это что еще за… Что еще за… – Нужные слова никак не приходили на язык учительницы русского языка и литературы.
– Не «что», а «кто». – Голос Зои звучал на удивление спокойно.
Не дожидаясь дальнейших вопросов, Зоя водрузила на стол свой рюкзак (тот самый, который выглядел вполне обычным, если, конечно, особенно не приглядываться), расстегнула молнию и под пристальным наблюдением множества глаз вытащила из рюкзака здоровенного дымчатого кота…
Но это, как вы понимаете, совсем другая история.
