никакого смысла, а во-вторых, у меня действительно не было никаких реальных доказательств его верности и преданности.
Стук спиц прекратился. Я чувствовал, что Сара смотрит на меня.
– Хэнк, ему нельзя оставаться, – повторила она. – Для нас это будет все равно, что оставить после себя улики.
– Я знаю. Я просто очень хотел бы ему помочь.
– Тогда заставь его пообещать, что он уедет. Только так ты можешь ему помочь.
– Но ему некуда ехать, Сара. У него ничего и никого нет.
– У него будет миллион долларов. Он сможет поехать, куда захочет.
– Да… куда захочет… кроме как на нашу ферму.
– Да, правильно. Только не на ферму.
Сара снова застучала спицами.
– Я всегда плохо относился к Джекобу, как будто свысока, – сказал я, – даже когда мы были маленькими. Как будто он был чем-то хуже меня.
– Но он действительно за эти годы не сделал и доли того, что сделал ты.
Я не обратил на этот комментарий никакого внимания. Сара не поняла, о чем я говорил.
– С тех пор, как мы пошли в школу и над ним стали смеяться из-за его веса. Я даже стеснялся того, что Джекоб – мой брат. Именно тогда я начал смотреть на него свысока. И он прекрасно это понимал. Он не мог не чувствовать этого.
Спицы все стучали, стучали, стучали…
– Это вполне естественно, – заметила Сара. – Вы же были детьми.
Я покачал головой:
– Он был застенчивым и беспокойным ребенком.
– А сейчас он застенчивый и беспокойный мужчина.
Я нахмурился. Я хотел рассказать ей о своих чувствах, объяснить свое отношение к брату, хотел, чтобы она поняла то, что я почувствовал к Джекобу тогда, в машине, когда понял причину всех перемен в нем.
– Ты знала, что у Джекоба в детстве было ночное недержание мочи? – вдруг выпалил я.
– У Джекоба? – переспросила Сара.
– Да, это началось классе в седьмом и продолжалось всю зиму. Мама даже ставила будильник по ночам, чтобы будить Джекоба и отводить его в туалет. Только это не помогало.
Сара продолжала вязать. Мне показалось, что ей было не очень интересно слушать.
– Однажды я рассказал об этом своему другу. И вскоре вся школа об этом узнала.
– Джекоб был взбешен?
– Нет. Ему просто было очень стыдно. Но он не стал жаловаться родителям, и поэтому меня даже не наказали, – ответил я и, немного помолчав, добавил: – Это был очень жестокий поступок с моей стороны.
– Хэнк, это было много лет назад, – заметила Сара. – Я уверена, что он уже давно об этом забыл.
Я покачал головой. Да, наверное, мне не стоило начинать этот разговор. Все равно мне не удалось объяснить Саре того, что хотел. А хотел я, чтобы она поняла, что я мечтаю помочь брату, сделать для него что-нибудь хорошее, сделать его жизнь лучше, чем раньше… сделать это для того, чтобы искупить свою вину перед Джекобом. Только вот совершенно не знал, как объяснить свои чувства жене, какие слова подобрать, чтобы выразить все это.
– И мне не важно, помнит он об этом или нет, – добавил я.
На этом наш разговор был окончен.
Я проснулся поздно ночью. Меня разбудил шум мотора машины, подъехавшей к нашему дому. Сара лежала рядом со мной на спине. Она дышала спокойно и глубоко. Ее шум за окном не разбудил.
Единственным источником света были цифровые часы, которые стояли на столе и от которых исходил нежно-зеленый бледный свет. В этом свете были хорошо видны контуры женского тела.
Часы показывали половину первого.
Машину заглушили.
Я встал с кровати и подошел к окну. На небе не было ни облачка. Светила бледно-желтая, почти белая луна, окруженная сотнями ярких звезд. Снег переливался и блестел в лунном свете.
Перед домом стояла машина Луи.
Я взглянул на Сару. Убедившись, что она спит, я тихонько вышел из комнаты.
Когда я спускался по лестнице, я услышал, как дверь машины открылась, а потом осторожно и мягко захлопнулась.
Подойдя к двери, я выглянул в окно. Луи был одет в белую защитную куртку. Кажется, он был пьян. Пройдя пару шагов по тропинке, ведущей от дороги к дому, Луи повернул к гаражу, который был слева от дома. Из окна гаража не было видно, так что, когда Луи подошел к нему, я его уже не видел.
У меня не было дома никакого оружия. Единственное, что мне пришло в голову, – это кухонные ножи. Но мне не хотелось отходить от окна и идти на кухню.
Луи довольно долго пробыл в гараже. Дверь была открыта, но там не было ничего, что он мог бы украсть.
Тем временем я посмотрел на его машину. Несмотря на темноту, я разглядел, что в салоне Луи кто-то ждал. Возможно, их даже было двое.
В доме было так тихо, что я слышал как в гостиной тикали дедушкины часы.
Сначала я подумал, что надо включить свет, чтобы напугать ночных гостей, но потом передумал. Так что я так и остался стоять у окна в одной пижаме и даже без тапочек. Я ждал, пока Луи выйдет из гаража.
Когда Луи наконец снова появился в поле моего зрения он, как ни странно, пошел не к машине, а прямо к входной двери.
Я сделал пару шагов назад и прислушался.
Луи поднялся по ступенькам. Он так громко топал, что я даже мог посчитать количество шагов. Подойдя к двери, он дернул за ручку, но она была заперта. Тогда он тихо постучал. Судя по звуку, он был в перчатках.
Я не шевелился.
Луи постучал еще раз, немного громче. Вспомнив, что наверху спит Сара и стук может разбудить ее, я подошел к двери, повернул ключ и приоткрыл ее.
– Что такое, Лу? – шепотом спросил я.
Луи широко улыбнулся. Глаза его блестели.
– Мистер Бухгалтер! – сказал он таким голосом, как будто не ожидал меня увидеть.
Я нахмурился. Его выражение лица тоже мгновенно изменилось. Луи стал серьезным и мрачным.
– Хэнк, – сказал он. – Я пришел сюда, чтобы кое-что забрать.
Сказав это, Луи хихикнул и прикрыл рот рукой.
Я сразу же почувствовал запах спиртного.
– Езжай домой, Лу, – ответил я. – Езжай.
Через дверь в дом сочился морозный ночной воздух. Мне было очень холодно.
– На улице мороз, Хэнк. Может, пригласишь меня войти?
Луи всем телом навалился на дверь, и мне ничего не оставалось делать, как шагнуть назад. Войдя в коридор, Луи, все еще улыбаясь, захлопнул за собой дверь.
– Я решил, что уже пора разделить деньги, Хэнк. Я хочу свою долю, – сказал он и внимательно осмотрел коридор, как будто думал, что мешок лежит прямо здесь.
– Лу, деньги не здесь.
– А где? В гараже?
– Даже если они были бы здесь, я бы тебе ничего не отдал.
Луи был явно возмущен моими словами.
– То, что деньги у тебя, совсем не значит, что они твои. Часть из них принадлежит мне, – сказал он и
