Почему это Павлушка из-за ее амбиции должен лишаться пяти литров молока?
Она направилась в собес и по дороге, недалеко от парикмахерской, где раньше работала, столкнулась лицом к лицу с Балакиным.
Глупая, думала, что Балакин со стыда не подымет глаз. А он шел, размахивая своим портфелем на трех застежках, шел без тени смущения на одутловатом лице, ухмыляясь.
— Ну, чья взяла, Легошина? Ведь рекомендовал тебе, фронтовой товарищ…
— Да ты готов продать фронтового товарища, не отходя от кассы.
— Могла жить припеваючи.
— Тебе подпевать, что ли?
— А кто тебя уполномочил на сплетни?
— Скажи спасибо, что у меня рука дрогнула. Уложить бы тебя, гада, на месте!
Он набрал в рот воздуха, не нашелся, что ответить, шумно выдохнул и совершенно неожиданно показал ей кукиш. Она посмотрела на его грязные пальцы-сосиски и брезгливо сказала:
— Ты руки давно не мыл? Или они у тебя, как совесть, не отмываются?
Балакин прижал к груди немецкий штабной портфель, заслонясь им, как броней, и уже на ходу сказал через плечо:
— Манипулируй ногами и меньше чеши языком, мать-одиночка!..
Незабудка медленно пошла своей дорогой, ошарашенная его уверенностью в своей безнаказанности, и брезгливо думала о Балакине.
Права Данута, которая с сухой ненавистью в глазах пожелала ему, чтобы воронье над ним каркало.
Этот Балакин выжил на войне, прячась за спины храбрых и благородных людей, да еще наживался на чужом горе, на чужой нехватке. Вот именно — выжил и нажился! Все ценное, что выковала война в хороших людях, — храбрость, терпение, стойкость, умение переносить лишения, взаимная выручка, готовность принести себя в жертву, — все это к балакиным не пристало. Прослушают они рассказы о подвигах, а подражать героям неохота. Проникла к ним в кровь всякая мерзость, и не легко ее вытравить. Простым переливанием крови здесь не обойтись, нужна операция, и притом без наркоза. А бороться с такими балакиными трудно, потому что они выдают себя за геройских защитников Родины.
Что живет в памяти дольше — зло или добро?
Это только бессердечные люди на зло памятливы, а на добро забывчивы.
Русский человек не злопамятен, он отходчив после драки. И пленные немцы в Бобруйске это чувствуют — не разучились смеяться, даже с бабами заигрывают…
Но хуже, когда живет источник зла. Тут короткая память может только подвести.
Она уедет из Бобруйска и никогда больше с этим Балакиным не встретится. Но, возможная вещь, придется ей на узкой стежке-дорожке столкнуться с другим хапугой, и как бы ей на тот случай не оказаться беззащитной, как бы ее не подвела память-коротышка.
Браунинг, даже если оформить разрешение чин-чинарем, для такого ближнего боя — не оружие. Тут главное — чтобы совесть на размен не пошла…
21
— Вы меня вызывали?
ППШ молча кивнул, подал Легошиной левую руку и спросил:
— Ну, как твои дела?
— Да похуже вчерашнего…
Как ППШ и предполагал, Балакин времени не терял. Пока в Минске заседал пленум, сочинил и прислал в горком «телегу». Самыми черными красками обрисовал хулиганское поведение матери-одиночки Легошиной. Возвела напраслину на весь коллектив торговой базы горпищеторга, что подтверждается и результатами ревизии.
— Угрожала Балакину пистолетом? — спросил ППШ, пробегая глазами его заявление. — Грозилась пристрелить?
— Это после того, как он начал подступать с угрозами. А потом больно толкнул в грудь. Я не собиралась его продырявить. Только попутать…
— Ты его не испугала, а вспугнула…
— Ему полезно! — оживилась Незабудка. — Между прочим, я браунинг на предохранителе держала.
— Меня не предохранитель твой беспокоит, — ППШ поморщился. — Разговор об огнестрельном оружии. Незаконное хранение. А после заявления Балакина его не скроешь.
— Как это — незаконное? Мое именное оружие.
— Легошина, не притворяйся девочкой. Почему же ты не зарегистрировала именное оружие? — Она молчала, встревоженная. — Молчишь. Потому что знаешь — оружие должно быть оформлено специальным документом… Уж лучше, если вовремя не сдала, утопила бы браунинг в Березине. А сейчас самое разумное — оставь браунинг у меня. Передам через Василя в надежные руки. Есть тут у нас один товарищ, из лесных братьев, он не встанет на формальную точку. Короче говоря, нужно избавиться от незаконного оружия и от очень серьезных неприятностей…
— Если незаконное… — она положила браунинг на стол.
ППШ повертел его в руках и прочел табличку на рукоятке.
— Собрались в седьмой роте дружки и от полноты чувств попросили оружейника приклепать табличку. К Восьмому марта! Это твое прозвище — Незабудка? Даже фамилия не указана. Инициалов нет. Курам на смех!.. — Он встал и спрятал оружие в сейф. — А во всем остальном ты молодцом. Правда, неопровержимых улик против Балакина мы с тобой не собрали. Они успели до ревизии спрятать концы в воду, а перед ревизией еще воду замутили. В такого, как Балакин, и в ступе толкачом не попадешь… Вот ведь как нескладно получилось, Легошина, — огорченно развел руками ППШ. — Старого воробья, комиссара отряда «Чырвоная зорка» на мякину подманули. И геройская медсестра проворонила противника. Ай-яй-яй! Надо нам, Легошина, для себя сделать выводы на дальнейшее.
— Мой вывод какой? Собираюсь на Урал.
— А кто тебя там ждет?
— Уральская зима меня ждет. У нас в верховьях Камы зима лютая.
— А почему здесь якорь не бросить? Кстати, тебе скоро в члены партии переводиться — уезжаешь от моей рекомендации. Комната за тобой. Работу подберем. Скоро ясли откроем. Если опасаешься Балакина с его угрозами, то…
— Слишком много чести для него!
В сейфе у ППШ лежит и будет сдан куда положено ее браунинг. Теперь у нее осталось одно- единственное именное оружие — утюг. Если его раскалить углями — горячее оружие, если не разогревать — холодное оружие. А ведь вам, дорогая Галина Ивановна, придется и дальше воевать с балакиными.
— Все равно мы его выгоним вместе со слепыми ревизорами. Напрасно я не поручил ревизию Хомичу из горжилотдела…
— Этому бессердечному истукану? — возмутилась Незабудка, раздался ее искусственно- захлебывающийся смех.
— Не торопись, Легошина, с характеристикой. Чуткости у нашего Хомича, прямо скажем, недобор. Но зато чутье к уголовному кодексу… Балакин бы у него из рук не выскользнул… — ППШ сокрушенно вздохнул и с внезапной веселостью спросил: — Хочешь в горкоме работать?
— Ваши горкомщики партизанские бороды поотрастили и бриться не хотят, — прыснула Незабудка. — на них не заработаешь.
— Не озорничай, Легошина. Например, в учетном отделе. Или в приемной дежурить.
— Балакина вне очереди пускать? — деловито осведомилась Незабудка, но тут же рассмеялась. — Нет, лучше я в госпиталь, где на учете, попрошусь. Там раненые с газовой гангреной, им еще долго лежать,
