суровости самим было не занимать.
Лишь однажды ей пришлось быть свидетельницей холодной и убийственной ярости Лотара, которая напугала ее ничуть не меньше, чем того человека, на которого была обращена. Варк Яан, сморщенный желтый готтентот, без всякого злого умысла и в полном неведении надел на охотничью лошадь Лотара седло, которое было ей маловато, и растер бедному животному кожу на спине чуть не до кости. Ударом кулака по голове Лотар сбил Варк Яана с ног и исполосовал ему спину, сорвав клочья рубашки и кожи своей страшной плетью — пятифунтовым кнутом, сделанным из полосок шкуры гиппопотама, и оставил беднягу лежать на земле без сознания в луже крови.
Такая жестокость потрясла и испугала Сантен, видевшую всю жуткую сцену от начала до конца из-под тента, где лежала. Потом, позже, когда она осталась одна у себя в хижине, впечатление от увиденного несколько стерлось, а на его место пришло странное возбуждение, от которого внутри все зажглось огнем.
«Он очень опасен. Опасен и жесток».
Сантен дрожала и не могла заснуть. Лежала и слушала дыхание в хижине рядом и думала о том, как он раздевал ее и дотрагивался, пока она была без сознания. Все внутри напряглось и звенело от этих дум, и Сантен краснела в темноте.
Наперекор ужасным ожиданиям на следующий день Лотар был нежным и внимательным, когда придерживал ее воспаленную и отекшую ногу у себя на колене и выдергивал нитки из шва. От них на коже оставались темные вдавленные следы. Он наклонился, чтобы понюхать рану.
— Рана теперь чистая. Краснота сохранялась, потому что организму хотелось побыстрее отделаться от этих ниток. Теперь заживет очень быстро.
И оказался прав: через два дня Сантен с помощью костылей, которые он смастерил для нее, уже смогла вырваться из своего укрытия.
— Ноги меня совсем не слушаются. Слабость такая, что я могу столько же, сколько Шаса.
— Скоро вы заново наберетесь сил. — Лотар положил ей руку на плечо, помогая удержать равновесие.
Она задрожала от этого прикосновения, надеясь, что он этого не заметил, и убрала руку.
Они остановились возле стреноженных лошадей. Сантен приласкала животных. Поглаживая их шелковистые морды, вспоминала столь дорогой ей запах.
— Я хочу снова скакать верхом.
— Анна Сток говорила, что вы отличная наездница, она рассказала мне, что у вас был жеребец, белый жеребец.
— Его звали Облако, — едва слышно проговорила Сантен, и слезы защипали глаза от нахлынувших опять воспоминаний. Она уткнулась в шею охотничьей лошади Лотара, не желая, чтобы видели ее слезы. — Мое белое облачко, он был таким красавцем, таким выносливым и быстроногим.
— Облако. — Лотар взял Сантен за руку. — Прекрасное имя. — И через мгновение добавил: — Скоро вы сможете сесть на лошадь снова. У нас впереди долгое путешествие. К месту, где ваш свекор и Анна Сток будут ждать вас.
Впервые за последнее время Сантен задумалась о том, что этой волшебной интерлюдии когда-нибудь наступит конец, и, отодвинувшись от лошади, посмотрела на Лотара. Она не хотела, чтобы этому наступил конец, она не хотела, чтобы Лотар покинул ее. Но скоро так и будет.
— Я устала. И не думаю, что быстро смогу сесть на лошадь.
В тот вечер Сантен сидела под тентом е книгой на коленях, притворяясь, что читает, а сама из-под прищуренных век наблюдала за Лотаром, который вдруг посмотрел на нее и улыбнулся с таким понимающим выражением в глазах, что она покраснела и в смущении отвернулась.
— Я пишу полковнику Кортни, — сказал он с улыбкой, сидя перед складным походным бюро и держа в руке перо. — Я отправляю завтра нарочного в Виндхук, на дорогу туда у него уйдет две недели, две недели обратно. Я сообщаю полковнику, когда и где сможем встретиться, и назначаю встречу на 19 число следующего месяца.
«Так быстро?» — хотелось сказать Сантен, но вместо этого она лишь молча кивнула головой.
— Я уверен, что вам не терпится быть вместе с вашей семьей, но не думаю, что мы сможем встретить их раньше.
— Я понимаю.
— Однако я буду счастлив отправить с тем же нарочным любое письмо, какое вам, возможно, захочется написать.
— О, это было бы чудесно! Анна, дорогая Анна, она засуетится, как старая клуша.
Лотар поднялся из-за бюро.
— Пожалуйста, садитесь сюда и берите бумагу, какая вам нужна, мисс Кортни. Пока вы будете заняты письмом, мастер Шаса и я позаботимся об его ужине.
Удивительно, она вывела бумаге слова приветствия: «Моя дражайшая дорогая Анна!» — и не смогла придумать ничего дальше, ибо все обычные слова казались банальными и плоскими.
«Я воздаю благодарность Богу, что ты выжила в ту ужасную ночь, и с тех пор я каждый день думаю о тебе». Плотина прорвалась, и слова потекли из Сантен рекой.
— Нам понадобится тягловая лошадь, чтобы везти этот эпистолярный труд, — за спиной стоял Лотар; она изумилась, сообразив, что исписала мелким убористым почерком дюжину листов бумаги.
— Еще столько всего, что мне хотелось бы рассказать ей, но остальное подождет. — И, сложив листы бумаги, запечатала их восковой печатью, которую достала из маленького серебряного ящичка, прикрепленного на верху бюро, пока Лотар держал свечу.
— Странно. Я чуть не забыла, как держать в руке перо. Это было так давно.
— Вы никогда не рассказывали мне, что с вами случилось, как вы спаслись с тонущего судна, как сумели выжить в течение столь долгого времени и как оказались на сотни миль от берега, куда вас, должно быть, выбросило…
— Я не желаю об этом говорить, — резко оборвала его Сантен.
Перед взором возникли два крошечных, сморщенных, янтарного цвета лица, но она тут же подавила в себе непроходящее, ноющее чувство вины за то, что бросила их столь жестоко.
— Я не хочу даже думать об этом. Будьте столь любезны, не затрагивайте больше эту тему, сэр. — Она проговорила это колючим, строгим голосом.
— Конечно, миссис Кортни. — Он забрал два запечатанных конверта. — Если позволите, я отдам их сейчас Варк Яану, который отправится завтра до рассвета.
Лицо напряглось. Лотар выглядел обиженным и задетым.
Сантен наблюдала, как он подошел к костру, возле которого сидели слуги и слушали приглушенные голоса во время беседы с Варк Яаном.
Когда Лотар вернулся в хижину, она сделала вид, что целиком поглощена чтением, надеясь, что он прервет ее, но тот расположился за бюро и открыл свой журнал в кожаном переплете. Эти записи — ежевечерний ритуал. На сей раз скрип пера по бумаге задевал за живое, потому что внимание было сосредоточено на чем-то, а не на ней.
«У нас с ним осталось так мало времени, а он тратит его попусту».
Она громко захлопнула книгу, но он не поднял головы.
— Что вы пишете?
— Вы знаете, что я пишу, поскольку мы говорили об этом раньше, миссис Кортни.
— И что же, вы все-все записываете в ваш журнал?
— Почти все.
— Вы пишете обо мне?
Лотар отложил в сторону ручку и пристально посмотрел на нее. Она сконфузилась под прямым взглядом этих спокойных желтых глаз, но заставить себя извиниться не смогла.
— Вы совали нос в вещи, которые вас не касаются.
— Конечно.
— И что же вы написали обо мне в этом своем журнале?
— А вот теперь, мадам, вы хотите знать слишком много, — произнес он холодно, закрывая дневник и
