труд.
Она посмотрела на часы — пора на смену.
По инструкции кран после каждой смены останавливают на двадцать минут для технического осмотра.
Но много ли дает техосмотр, когда молчат моторы и неподвижны тросы? На двухконсольном кране без малого сорок моторов — начиная от игрушечного моторчика мощностью в полкиловатта (этот моторчик понуждает «дворник» смывать капли дождя со стекла кабины) и кончая мотором мощностью в восемьсот пятьдесят киловатт. Пока Варежка подымется на верхушку крана, пока пройдет из конца в конец площадку в сотню метров длиной — время идет, кран стоит...
А что, если отменить длительные профилактические простои крана?
Последние дни Варежка приходит за те же двадцать минут до начала и проводит осмотр всех механизмов на ходу. Прислушивается к моторам, проверяет оборудование и всю ходовую часть под нагрузкой!
Если поднялся ветерок — подтянуть тормоза. Кран оборудован датчиком: при ветре более восемнадцати метров в секунду зажигается зеленая контрольная лампочка и включается сирена. А если безветренно, тормоза можно чуть-чуть ослабить, чтобы кран ходил более плавно.
— Ну, Варька, шустрая же ты стала, — сказал Леонид Емельянович, узнав о техосмотре на ходу. — Замахнулась на инструкцию!
Столько времени прошло, и вот снова Варежка оказалась под присмотром Леонида Емельяновича, да не только техническим — и под душевным присмотром.
Варежка посылала ему из Приангарска, из Братска, с других строек праздничные открытки. Виделись редко, а вот встретились на одном кране — нет от Леонида Емельяновича никаких секретов, во всем может ему довериться.
И, видимо, он чувствовал это, потому что вдруг заговорил о самом для нее заветном:
— Когда Валентин наш стал к тебе женихаться, я предупреждал: не в нашу породу парень, подумай хорошенько, прежде чем расписываться. Против родного брата остерегал.
— Помню, Леонид Емельянович.
— А сейчас вопрос ребром тебе задаю: почему с Шестаковым до сей поры порознь? Нам, сибирякам, твой молчун подошел бы.
— Сам не заговаривает. Не мне же первой... Да еще и запинка есть серьезная. Опоздал Саша родиться на белый свет. Я на три года старше.
— Подумаешь, три года! Щенки вы оба...
— Это верно, скулить в подушку еще не разучилась.
63
В воскресный вечер Погодаев явился на танцплощадку приодетый, при галстуке, еще не выветрились дешевые духи парикмахерской, рыжеватая бородка подстрижена, баки стали бачками.
Он посмеялся над собой: странно, очень странно, Геннадий Петрович, раньше я этого за вами не наблюдал. С чего бы это?.. Правда, в русской истории такие случаи уже наблюдались — не то князь, не то какой-то боярин Григорий признался в опере «Царская невеста», что сам себя не узнает. Но при чем здесь чья-то невеста? Он-то сам, Геннадий Петрович, женихаться не собирается!..
Он подшутил над собой во время танца, а Маша серьезно сказала:
— Я бы на вашем месте невесту здесь не искала. Что вы можете узнать на танцах о новой знакомой? Почти ничего. Хотя бы потому, что слишком много партнерш ловит себе здесь женихов. Вы и обо мне, в сущности, не знаете ничего, кроме того, что я не танцую вальс.
Конечно, это относится не ко всем, многие о женихах и не помышляют, лишь бы развлечься, провести время. Вот, например, ее бывшая соседка по комнате: ей нравится веселый образ жизни. Не чурается и серьезных ухаживаний, но сама она — убежденная холостячка. На мужчин смотрит, как бы прицениваясь. Иногда притворится легкомысленной, чтобы вселить парню поспешные надежды, и он ведет ее дотанцовывать в ресторан. Однако пальто свое она вешает в гардеробе на отдельный номерок и после ужина втихомолку, не попрощавшись, исчезает. Последнее знакомство едва не кончилось плачевно. Парень при всех дал ей пощечину, обозвал грязным словом, а могло кончиться еще хуже. Никто из ребят или девчат за нее не заступился.
Бывшая соседка по комнате — единственная, о ком Маша отозвалась скверно. Она дружелюбно поглядывала на других танцорок, обращала внимание своего партнера на самых интересных, со вкусом одетых, на тех, кто красиво танцует.
Провожая Машу, он ощутил потерю всегдашней уверенности в себе, был менее разговорчив, чем обычно. Произносить уцененные слова — язык не поворачивался.
А она, после их последнего неловкого расставанья, стала менее откровенной.
— Я вообще никогда не говорю неправды, — вдруг сказала Маша, заподозрив, что Погодаев усомнился в каких-то ее словах.
— Такая правдивая?
— Я забывчивая. У меня память плохая. Совру, забуду, что соврала, и попаду в неловкое положение.
Прошлый раз оба глядели в небо, звезда говорила со звездой и Погодаев кокетничал космической осведомленностью. А сегодня небо заволокло тучами, порывистый ветер нес с собой холодную сырость еще не пролившегося дождя.
У знакомой калитки, у знакомого оконца с занавеской, пропускавшей снизу свет, он, прощаясь, несмело приблизил к ней лицо. Она осторожно положила пальцы ему на губы, а он жгуче поцеловал ее ладонь.
Рука вздрогнула, Маша отпрянула на шаг и замерла с закрытыми глазами.
Потом она сняла с себя теплый шарф, чтобы повязать ему шею. Ветер холодный, да и намокнет белая рубашка.
Он поблагодарил и от шарфа отказался; она решила, что обиделся.
— Вам, Геннадий, удобнее, спокойнее встречаться «просто так», без сердечных затрат. Но вдруг для какой-нибудь девушки это станет не «просто так», а очень серьезно? Танцуете вы классно, спасибо. Проводили меня домой, спасибо. А мне расплачиваться за ваше внимание поцелуями? Признаться себе, что мои настоящие чувства никому не нужны? Те, кто еще не любил, считают, что всякое чувство быстро проходит. Ну что ж, предположим, любовь моя никому не понадобится. Но так хочется помечтать, что я кому-то принесу счастье, кто-то не «просто так» развлечется со мной, от скуки. А потакать вам — потерять к себе уважение. Если бы я, Геннадий, кого-нибудь сильно полюбила, то не пошла бы с другим парнем даже танцевать. А я ведь заядлая танцорка! Мы с подругой недавно танцевали под сильным дождем, не то что этот... — она подставила ладонь под дождь. — Вы можете подумать обо мне: тоже принцесса на горошине — подавай ей сказочного принца! А принцесса ходит на плотину в тяжелых войлочных ботинках и ватных штанах, — рассмеялась Маша.
Они постояли с полминуты, и она, взглянув на хозяйкино оконце, уже покрытое рябью дождевых капель, неожиданно предложила:
— Могу попросить свою Устиновну. Переночуешь у моей печки. — Сама того не заметив, Маша перешла на «ты». — За стеной, в коридоре. Там лавка широкая... Если, конечно, у тебя прошел тот давний страх.
— Какой страх?
— Спать под крышей — без звезд, без ветра, без костра...
Он отказался от приглашенья, пожал мокрую Машину руку, поднял воротник бушлата и зашагал прочь.
В том месте, где дорогу пересекала высоковольтная линия, Погодаев остановился и постоял, запрокинув голову. Легкое мерцание струилось вдоль проводов, высвечивая верхушки мачт. Как всегда в сырую погоду, шуршала и потрескивала характерным треском линия электропередачи.
