топливом машин и пополнением боезапаса, скоро экипажи начнут занимать свои места на борту.
Шон должен был все точно рассчитать и начать атаку не раньше, чем света станет достаточно. «Хайнды» скорее всего не будут зажигать огни на земле, поэтому стрелки могут увидеть их только на фоне розовеющего неба.
Становилось светлее. Шон закрыл глаза, медленно досчитал от одного до десяти и только потом открыл их. Теперь он мог различить очертания верхушки холма, будто вырезанной из картона, кружевные кроны мсасовых деревьев на фоне пурпурного неба, грациозно раскачивающихся на утреннем ветерке.
– Огонь! – скомандовал он и хлопнул по плечу солдата, сидевшего рядом за минометом. Солдат нагнулся и опустил мину в ствол. Заряд в хвостовой части мины взорвался, и, негромко хлопнув, сигнальная мина унеслась на пятьсот футов над вершиной холма, оставляя за собой яркий хвост. А уже там она взорвалась мерцающими красными вспышками фейерверка.
Клодия Монтерро спускалась по склону следом за Джобом, идя так близко, что достаточно было только протянуть руку, чтобы коснуться его спины. Джоб нес на плече одну из ракетных установок, а за Клодией его второй номер сгибался под тяжестью запасных ракет.
Идти было неудобно и опасно, так как кварцевая галька предательски скользила под ногами. Клодию радовало то, что она шла по этой предательской земле так же твердо и уверенно, как и любой из них.
Тем не менее к тому времени, когда они спустились со склона и поползли на свою позицию к аэродрому, она взмокла. Всего лишь несколько недель назад в подобной ситуации она бы чувствовала себя не в своей тарелке, теперь же она легко ориентировалась по свету вечерней звезды над холмом и мгновенно реагировала на знаки Джоба, почти автоматически ступая так, чтобы оставлять как можно меньше следов.
Они приблизились к густому подлеску, где им предстояло занять боевую позицию, и затаились среди деревьев. Клодия помогла Джобу подготовить «стингер» к стрельбе, затем нашла себе удобное место под деревом, села и стала ждать.
Джоб оставил ее со вторым номером и растворился в темноте, как охотящийся леопард. Она расстроилась, видя, как он ушел, хотя еще не так давно она бы просто ударилась в панику. Только теперь она осознала, насколько мужественней и уверенней она стала за эти несколько недель.
«Папа будет гордиться мной, – улыбнулась она про себя, используя будущее время, как будто ее отец все еще был жив. – Конечно же, он жив, – заверила она сама себя, – он все еще где-то здесь и, может быть, в эту минуту смотрит на меня. Иначе как бы я все это так долго терпела?» – Думать об отце было приятно, и воспоминания о нем смешивались с мыслями о Шоне. Ей даже казалось, будто они слились в один образ и ее отец каким-то образом перевоплотился в образ любимого. Эти мысли сглаживали ее одиночество до тех пор, пока не вернулся Джоб – так же беззвучно и неожиданно, как и ушел.
– Все остальные расчеты уже на местах, – прошептал он, усаживаясь рядом с ней. – Но эта ночь будет тянуться очень долго, так что попытайся немного поспать.
– Я ни за что не смогу уснуть, – ответила она так тихо, что ему пришлось придвинуться ближе, чтобы расслышать ее слова. – Расскажи мне лучше о Шоне Кортни, я хочу знать о нем все, что знаешь ты.
– Иногда он – герой, а иногда – полный идиот. – Джоб задумался. – Но большую часть времени он где-то между этими состояниями.
– Но почему же тогда ты с ним так долго?
– Он мой друг, – просто ответил Джоб, затем медленно, то и дело запинаясь, начал рассказывать ей о друге, и так они проговорили всю ночь.
Клодия жадно слушала, лишь изредка перебивая короткими вопросами: «Он был женат, не так ли, Джоб?» Или: «А почему он ушел из дома? Я слышала, что его семья сказочно богата. Почему он выбрал такую жизнь?»
Так за эти несколько часов они стали друзьями. Клодия обрела своего первого настоящего друга в Африке. И в конце Джоб негромко сказал ей своим красивым, глубоким африканским голосом:
– Мне будет очень не хватать его – куда больше, чем я могу выразить словами.
– Ты говоришь, как будто вы расстаетесь навсегда, но это не так. Все будет так же, как и раньше.
– Нет, – покачал головой Джоб, – так, как раньше, уже не будет никогда. Он уйдет с тобой. Наше время, когда мы с ним были вместе, закончилось, начинается твое время.
– Только не надо меня за это ненавидеть, Джоб! – Она протянула руку, чтобы дотронуться до него.
– Вам будет хорошо вместе, – ответил он. – Я думаю, что тебе с ним будет так же хорошо, как и мне было в свое время. Мои мысли будут всегда рядом с вами, и я хочу, чтобы вы были счастливы.
– Спасибо, Джоб, – прошептала Клодия. – Ты всегда будешь нашим другом.
Джоб поднял руку и взглянул на раздвинутые пальцы на фоне разгорающейся зари.
– Время рогов, – пробормотал он тихо. – Теперь уже скоро. – И как только он сказал это, вспышка темно-красного огня осветила небо над холмом.
Как только сигнальная мина взорвалась в утреннем небе, битва началась. Шон всегда думал о сражении как о живом существе, о чудовище, которое он мог только пытаться направлять, но у которого была своя собственная жизнь и воля. Ужасное существо, сметающее и увлекающее всех за собой.
Он поручил «РПГ-7» двум лучшим из оставшихся стрелков, но самые лучшие были вооружены «стингерами». Первая граната пошла слишком низко, ударившись в землю в двадцати футах от ближайшей цистерны; она полыхнула ярким желтым пламенем, и Шон увидел, как один из охранявших цистерны часовых взлетел, крутясь колесом, в воздух. Вторая граната прошла слишком высоко, в шести футах над цистерной, упала где-то в лесу. Вспышка озарила деревья и кустарники.
– Цельтесь как следует, вы, дубины шанганские! – взревел Шон и, вскочив, бросился к ним, осознав, что ошибся, не взявшись сделать первый выстрел лично.
Часовые кричали и бегали вокруг цистерн, а с периметра базы загрохотал 12,7-миллиметровый пулемет, поливая окрестности яркими очередями трассирующих пуль.
Стрелок тем временем неуклюже перезаряжал гранатомет, но явно паниковал в темноте. Шон выхватил у него оружие и двумя ловкими движениями перезарядил его. Он вскинул «РПГ» на плечо, опустился на одно колено и прицелился в ближайшую цистерну.
– Все приходится делать самому, – сказал он себе и подождал, пока не ослабнет утренний ветерок, так как сильные порывы ветра могли отклонить от цели вылетевшую из дула гранату.
Наконец напор ветра ослаб, и Шон сконцентрировался на цистерне с топливом. Он находился на расстоянии трехсот метров от цели – предельной дальности выстрела «РПГ-7», – но все же выстрелил. Граната попала точно в цель, и цистерна скрылась в ослепительной вспышке взорвавшегося топлива. Небо расцветилось яркими огненными цветами.
Шон рявкнул на стоящего рядом с ним африканца, и тот поспешно протянул ему вторую гранату.
Горящая цистерна ярко освещала южный склон холма. Стало светло, как днем.
Шон находился на открытом месте, и пулеметчик наконец сосредоточил огонь прямо на нем.
Воздух вокруг Шона наполнился облаками пыли и комками земли, и шанган тут же бросился ничком на землю.
– А ну вставай, ублюдок! – Шон без посторонней помощи снова перезарядил «РПГ» и, уже не пытаясь скрываться от пуль, встал и прицелился во вторую цистерну.
Она была ярко освещена бушующим пламенем, но, прицелившись, Шон понял, что цель скрывает желтая пыль. Новая очередь просвистела так близко, что у него едва не лопнули барабанные перепонки.
Он выждал три секунды и, как только завеса пыли рассеялась, снова выстрелил, и вторая цистерна, взорвавшись, слетела с рельсов.
Горящее топливо стекало вниз по склону, как раскаленная лава, делая холм похожим на миниатюрный Везувий. Шон сунул оружие в руки шангану.
– Теперь можешь орудовать им, как дубиной! – сказал он. – Больше ты ни на что не годишься.
У минометчиков дела шли куда лучше. Шон перед атакой тщательно навел их минометы, и теперь они без устали забрасывали в стволы мину за миной. Непрерывный поток мин уносился высоко в небо, а потом смертоносным дождем проливался на вершину холма, где находилась неприятельская база.
Шон смотрел на результаты бомбардировки совершенно бесстрастно, оценивая их как настоящий
