продолжения рода перестал владеть его существом, и Тукутела в одиночестве бродил по исчезающим лесам.
Сохранились и нетронутые земли, и слон скоро обнаружил эти священные территории, где он был свободен от посягательств человека. Он не знал, что это были национальные парки, в которых он был защищен законом. Все больше времени он проводил там и со временем, выяснив точные границы этой священной территории, всегда пересекал их крайне неохотно, опасаясь столкновений с внешним миром.
Даже на этих безопасных землях он сторонился людей и, ведомый страхом и ненавистью, всегда уходил в другое место, едва учуяв острый характерный запах человека. Его вера в священность места однажды подверглась проверке, когда даже здесь его настигли охотники. Он услышал звук выстрела и почувствовал жалящую боль, не будучи в состоянии отличить звук выстрела винтовки от щелчка пневматического ружья. Когда Тукутела попытался обнаружить и уничтожить противника, его вдруг охватила странная слабость, он без сознания повалился на землю и очнулся от ужасного, плотно окутывавшего его зловония в воздухе и на коже – там, где люди касались его. Неуверенно встав на ноги, он обнаружил на шее какое-то странное металлическое кольцо. Он попытался сорвать радиомаяк, но металл оказался чересчур прочным. В ярости слон принялся крушить деревья и вырывать кусты вокруг.
Люди, издали наблюдавшие за ним, рассмеялись, а один сказал:
– Тукутела – сердитый.
Только через несколько лет Тукутела содрал металлический ошейник и забросил его на верхушку дерева.
Большую часть времени Тукутела проводил в национальных парках, но в определенные времена года его охватывало беспокойство. Страсть к передвижению находила на него, желание идти по одной из древних слоновьих троп, по которым водила его мать. Этот инстинкт гнал его к границе священной территории, и он бродил вдоль нее, собираясь с силами, и, когда не мог больше сдерживаться, отправлялся в путь, испуганный и взволнованный, держа путь на восток.
Его любимым местом были болотистые низины вокруг Замбези. Он не помнил, что родился здесь, но чувствовал, насколько вода здесь прохладнее и вкуснее, побеги – сочнее, а чувство покоя глубже, чем в любом другом месте. В этом сезоне он пересек реку Чивеве и направился на восток, что-то тянуло его туда сильнее, чем в любое другое место.
Тукутела состарился и устал. Ему было уже далеко за семьдесят. Суставы болели при ходьбе, и слон шел жесткой неровной походкой. Старые раны ныли, особенно досаждала пуля, которая застряла в кости черепа над правым глазом. За много лет там образовал– ся твердый нарост, который Тукутела иногда трогал кончиком хобота.
Его большую покатую голову оттягивали к земле тяжелые бивни, с каждым днем их груз становился все тяжелее. Эти костяные мечи – единственное, что осталось от его былой мощи. Старый самец дряхлел. Шестой – последний – ряд зубов износился. Он не мог есть пищу, голодал и слабел с каждым днем. Рацион составляла лишь мягкая трава и молодые побеги, но ему не под силу было съесть достаточное их количество.
Тукутела отощал, кожа на боках и шее висела мешками. Он чувствовал какую-то грусть, похожую на то чувство, которое он испытывал, когда стоял рядом с умирающей матерью, просто он не понимал, что это предчувствие неминуемой смерти.
Слону казалось, что погоня началась, стоило ему пересечь границу парка. Он чувствовал, что она была опаснее, люди были упорнее и настойчивее, чем любые его враги до того. Чудилось, будто весь лес наполнен человеческими существами, которые преследуют его, идут по пятам, поджидают за каждым поворотом. Он не мог идти прямо на восток, а вынужден был петлять и кружить, чтобы избежать нависшей над ним опасности.
Когда рядом раздалась какофония выстрелов, Тукутела, вместо того чтобы повернуть в сторону спасительной территории парка, развернулся и кинулся на восток. Ему нужно было пройти через болото, и путь был опасен, но слон не мог больше противиться древнему инстинкту.
Через десять часов он остановился в тихом, спокойном болотистом месте, чтобы напиться и поесть, но до настоящих болот было еще далеко. Этот пункт было одним из промежуточных на пути к конечной цели.
Он пробыл там не больше двух часов, когда появился самолет, наполнив воздух рокотом, напугав и разозлив слона. Каким-то образом слон связал гудящую машину с охотниками. Она оставляла в воздухе тот же запах, что и машины охотников, с которыми он часто сталкивался. Тукутела знал, что не может больше оставаться в этом месте: охотники были близко.
Его настоящим убежищем были болота, и сейчас он быстро двинулся к ним.
– Он не остановится, пока не доберется до болот. – Шон Кортни сидел на корточках над следами слона. – Он встревожен, и мы не успеем догнать его до того, как он скроется среди трясин.
– А сколько дотуда идти? – спросил Рикардо. Шон встал, мрачно взглянул на него и ответил:
– Миль восемьдесят – девяносто, Капо. Совсем небольшая прогулка.
Рикардо выглядел неважно. На рубашке проступили темные пятна пота. Казалось, что за последние четыре дня он состарился на десять лет.
– Что мы будем делать, если пигмей подведет нас? – подумал Шон, но тут же отогнал эту мысль. – Отлично, друзья, мы остаемся и ночуем здесь. Выходим в четыре.
Он отвел их на край болота, на твердую сухую землю. Жара и усталость притупили голод. Люди нуждались во сне больше, чем в еде, и вскоре все растянулись в тени и уснули как мертвые.
Шон проснулся с чувством, будто что-то произошло. Он торопливо сел, схватил винтовку и осмотрелся.
– Клодия! – одним прыжком он вскочил на ноги. Ее рюкзак лежал в десяти шагах, там, где она спала. Он хотел закричать, окликнуть ее, что шло в разрез с его же правилами безопасности. Этот порыв с головой выдавал всю тревогу и беспокойство за нее.
Он прошел по периметру лагеря, свистнул часовому. Тотчас появился Пумула.
– Донна, – требовательно спросил он на синдебельском. – Где она?
– Там. – Пумула указал на реку.
– Ты отпустил ее? – недовольно спросил Шон.
– Я думал, она идет в кусты. – Пумула собрался с духом и добавил: – По нужде. Ну и не остановил ее.
Шон, не дослушав, побежал вниз по дорожке, вытоптанной бегемотами, к зарослям камыша, который окаймлял самый большой и глубокий из прудов. Впереди послышался плеск воды.
– Эта сумасшедшая стерва сведет меня с ума, – твердил он себе, продираясь сквозь заросли.
Пруд был около ста ярдов в длину, глубокий, с зеленой и неподвижной водой. Несмотря на свою комическую внешность, гиппопотам, вероятно, одно из самых опасных животных в Африке. Они убили людей больше, чем все остальные хищники вместе взятые. Старые самцы агрессивны и непредсказуемы. Самки с детенышами часто нападают без малейшего повода. Их огромные пасти с зубами, которые приспособлены для перемалывания речного камыша, перекусывают человека пополам. Крокодилы – тоже хитрые и опытные убийцы. Этот пруд – идеальное место для бегемотов и крокодилов. И Клодия Монтерро стояла в нем по пояс в воде.
Ее мокрая одежда, рубашка, белье и носки – все свежевыстиранное – были развешаны на тростниковых стеблях. Сама Клодия, стоя спиной к берегу, обеими руками взбивала на голове мыльную пену.
Кожа на спине слегка загорела и была безупречно гладкой, только между лопаток – там, где сходились завязки купальника, – светлела полоска бледной кожи. Бедра плавно сужались в тонкую талию. Спинные позвонки почти не были видны, скрытые превосходными мускулами.
– Какого черта ты здесь делаешь? – прорычал Шон. Она повернулась к нему, продолжая намыливать голову, с трудом различая его сквозь мыльную пену.
– Так вот как ты развлекаешься? – усмехнулась она, даже не пытаясь прикрыть грудь. – Небось, нравится шпионить и подглядывать?
– Вытаскивай оттуда свою задницу, пока ее не откусил крокодил. – Ее издевка больно задела Шона, и он
