разозлился, но даже в гневе заметил, что грудь у нее лучше, чем он представлял.
– Прекрати пялиться! – крикнула она. – Подбери челюсть и проваливай. – Она сполоснула голову и выпрямилась. По телу струилась пена, волосы блестели, словно кусок черного шелка.
– Вылезай оттуда, черт тебя побери. Я не собираюсь стоять здесь и спорить, как идиот, – приказал он.
– Выйду, когда буду готова.
Шон ринулся прямо в озеро и схватил ее, прежде чем она увернулась. Он вцепился в ее скользкую мыльную руку и потащил к берегу. Она яростно сопротивлялась, лягалась и отбивалась, шипя от ярости.
– Ты, ублюдок, ненавижу тебя! Отпусти меня!
Он легко удерживал ее одной рукой, в другой сжимая двустволку. Его шорты промокли, а ботинки, когда он выбрался на берег, хлюпали. Он сорвал ее сохнущую, но еще мокрую рубашку и швырнул ей.
– Одевайся!
– Ты не имеешь права, я не потерплю… Ты хам невоспитанный… Ты сделал мне больно! – Она показала руку, на которой остались красные отпечатки его пальцев. Девушка дрожала от гнева и возмущения, сжимая рубашку в руках.
Странно, но внимание Шона привлек ее пупок. Словно глаз циклопа, он смотрел на него с ее плоского гладкого живота – небольшая ямочка, показавшаяся ему куда более эротичной, чем густой треугольник мокрых волос внизу живота. Он с трудом отвел глаза. Клодия была страшно рассержена и не осознавала того, что обнажена. Шон подумал, что она может накинуться на него, и на всякий случай отступил назад. Внезапно позади нее он увидел движение на поверхности воды: две стрелы рассекали поверхность озера, расходясь в разные стороны и направляясь прямо к ним. В вершине расходящихся углом волн виднелись два бугорка, размером не больше пары грецких орехов, приближавшиеся на значительной скорости.
Шон грубо схватил Клодию за руку – ту же самую, которую он уже едва не повредил – и отпихнул ее назад с такой силой, что она не устояла на ногах и упала на руки и колени в грязь.
Он схватил винтовку и нацелился между глаз приближающегося крокодила.
«Глаза не меньше чем в девяти дюймах друг от друга, – прикидывал Шон. – Огромный старый крокодил».
Грохот выстрела разорвал тишину камышей. Пуля попала точно между выпуклых глаз животного. Крокодил нехотя перевернулся на спину.
Клодия с трудом встала на ноги и в ужасе уставилась на масляно-желтое брюхо рептилии. Шестьдесят дюймов от пасти до чешуйчатого хвоста, челюсти слабо клацали: пуля защемила какой-то нерв. Зубы длинные и толстые, размером с человеческий палец. Наконец тело медленно погрузилось в воду, светлое брюхо исчезло в зеленой глубине.
Ярость Клодии испарилась. Она не отрываясь смотрела в воду, непроизвольно дрожа и качая головой.
– Бог мой, я не подозревала… какой ужас. – Она качнулась к нему, взволнованная и очень уязвимая. – Я не знала. – Ее тело было прохладным после купания, мокрым и гладким, когда она прижалась к нему.
– Что такое? – крикнул Рикардо Монтерро из камышей. – Шон, ты в порядке? Что случилось? Где Клодия?
При звуке голоса отца Клодия виновато отскочила от Шона и попыталась прикрыться руками.
– Все в порядке, Капо! – крикнул Шон в ответ. – Она в безопасности.
Клодия схватила белье и торопливо натянула его, прыгая на одной ноге в грязи, повернувшись спиной, когда он протянул ей упавшую рубашку и просунул ее руки в рукава. Одевшись, она принялась оправдываться.
– Я испугалась, – сказала она ему. – Это не то, что ты думаешь. Это ничего не значит, всего лишь нервы.
Она застегнула молнию на джинсах и горделиво задрала подбородок.
– Я бы вцепилась даже в мусорщика, если бы он оказался рядом.
– Хорошо, лапочка, в следующий раз пусть тебя едят хоть львы, хоть крокодилы, какая мне разница!
– Тебе не на что жаловаться, – бросила она через плечо. – Ты вдоволь напялился на меня, и, насколько я заметила, тебе понравилось, полковник.
– Ты права. Было неплохо. Немного худосочна, но все равно неплохо.
Он усмехнулся еще шире, когда заметил, как залились краской ее лицо и шея.
Рикардо встретил их на тропинке, вне себя от волнения. Он схватил Клодию и с облегчением обнял ее.
– Что случилось, тезоро? Ты в порядке?
– Она пыталась накормить крокодилов, – сказал Шон. – Через тридцать секунд мы уходим. Выстрел привлечет всех бандитов в радиусе десяти миль.
«Я хотя бы смыла эту отвратительную черную краску с лица», – говорила себе Клодия, когда они уходили от болот. Сырая одежда приятно холодила кожу. Опасное купание ее подбодрило.
«Ничего страшного не случилось, – подумала она. – Кроме того, что меня бесцеремонно разглядывали. – Но даже это не беспокоило ее долго. Его взгляд на ее обнаженном теле не был оскорбительным, кроме того, приятно было подразнить его. – Подавись своими мечтами, мальчик. – Она смотрела ему в затылок. – Это лучшее, что ты видел в своей жизни».
Через милю одежда высохла, и сил на что-либо, кроме ходьбы, не оставалось. Все ее существо сосредоточилось на том, чтобы поднимать одну ногу и ставить ее перед другой.
Жара была невыносимой, и становилось все жарче, когда они наконец достигли крутого берега долины Замбези и спустились вниз. Неожиданно воздух вокруг изменился. Он лежал на земле серебряными потоками, как вода, мерцал и переливался, как полотно из хрустального бисера, и на большом расстоянии изменял форму предметов так, что они дрожали и искажались, удваивались в размерах. Гигантские миражи появлялись и исчезали, поглощенные каскадами горячего воздуха.
Дальше воздух казался голубым. Когда Клодия посмотрела вниз на крутой откос, по которому они карабкались, он был словно омыт бледно-голубыми туманными тенями. Небо было другого оттенка – насыщенного, глубокого синего цвета. На небосводе висели тучи разных оттенков свинца и серебра. Нижние части были плоско срезаны параллельно земле, а верхушки похожи на корабли в полной оснастке. Воздух, придавленный этой массой облаков, лежал на земле, густой как сироп. Путешественники устало тащились, придавленные его весом.
Из леса, окружающего дорогу, вылетали крошечные черные мошки. Они собирались в уголках рта и глаз, заползали в ноздри и уши, чтобы добраться до влаги на человеческом теле, причиняя несказанные мучения.
Когда дорога осталась позади, перед ними открылся потрясающий вид на долину. Путники смогли различить темную ленту прибрежных растений, которые отмечали путь великой Замбези. Матату всегда маячил впереди отряда, словно дух, идя по следу, который никто, кроме него, не мог различить. На него жара как будто не влияла: свежий и полный сил, он уходил вперед, и Шон звал его назад, когда отряд останавливался на отдых.
– Никакой дичи, – заметил Рикардо, осматривая окрестности через бинокль. – С тех пор как мы пересекли границу Мозамбика, нам не попадалось ничего крупнее кролика.
Он заговорил первый раз за много часов, и Шон обрадовался такой перемене в его поведении. Охотника серьезно беспокоило состояние клиента. Он торопливо ответил:
– Раньше это был рай для сафари. Я бывал здесь до того, как ушли португальцы. Буйволы бегали здесь огромными стадами по десять тысяч голов.
– Что же случилось?
– ФРЕЛИМО накормило ими свою армию. Они даже предложили мне контракт, чтобы я убивал для них животных, и не могли понять, почему я отказался. В конце концов они сделали все сами.
– Как?
– С вертолетов. Они находили стадо и расстреливали его с воздуха. За три месяца они уничтожили
