что возникла у них во время их последней встречи – так когда же это было? Почти восемь лет назад, с удивлением сообразила она. Разумеется, инструкции, данные Красной Розе, красноречиво свидетельствовали, что он лжет. Тем не менее ей нужно было подстраховаться на случай, если кто-либо узнает об этом их разговоре.
– Я еще раз прошу меня извинить за мои не слишком тактичные вопросы, но ваши откровенные ответы на них помогут нам в дальнейшем избежать многих ненужных неприятностей. Полагаю, вам известна расовая ситуация в Южной Африке. Вы, как цветной, будете лишены избирательных прав, более того, вам придется столкнуться с законодательством и политикой, известными под названием апартеида, которые, мягко говоря, ограничивают многие права свободы, гарантированные вам здесь в Великобритании.
– Да, я знаю, что такое апартеид, – согласился Бен.
– В таком случае, чем вызвано ваше желание отказаться от всего того, что вы имеете здесь, и вернуться в страну, где с вами будут обращаться, как с гражданином второго сорта, и где перспективы вашей карьеры будут ограничены цветом вашей кожи?
– Я сын Африки, доктор Кортни. И хочу вернуться домой. Я думаю, что смогу принести пользу моей стране и моему народу. К тому же я верю, что мне удастся преуспеть там, где я родился.
Они долго и пристально смотрели друг на друга, затем Изабелла негромко сказала:
– Ваши чувства заслуживают всяческого уважения, мистер Африка. Благодарю вас за ваш визит к нам. У нас есть ваш адрес и телефон. Мы свяжемся с вами и сообщим наше решение, как только это станет возможным.
Когда Бен вышел из комнаты, они оба какое-то время молчали. Изабелла встала и подошла к окну. Посмотрев вниз, на площадь, она увидела, как Бен вышел из подъезда ее дома. Застегивая пальто, он поднял глаза и заметил ее в окне второго этажа. Он помахал ей на прощание рукой, затем зашагал в сторону Понтстрит и вскоре скрылся за углом.
– Ну что ж, – произнес у нее за спиной Дэвид Микин, – Мы можем со спокойной душой вычеркнуть его из списка.
– На каком основании? – осведомилась Изабелла, приведя его в немалое замешательство. Он-то ожидал, что она немедленно согласится.
– Ну, его квалификация. Недостаточный опыт…
– Цвет его кожи? – подсказала Изабелла.
– И это тоже, – кивнул Микин. – В «Каприкорне» он может оказаться в ситуации, когда ему придется отдавать распоряжения белым служащим. Более того, в его подчинении могут оказаться и белые женщины. Это многим не понравится.
– В других компаниях, принадлежащих Кортни, работает по меньшей мере дюжина черных и цветных менеджеров, – напомнила ему Изабелла.
– Да, я знаю, – поспешно подтвердил Микин, – но ведь под их началом находятся тоже черные и цветные, а не белые.
– Мой отец и брат очень заинтересованы в выдвижении черных и цветных сотрудников на руководящие посты. В частности, мой брат полагает, что, только наделяя все слои нашего общества равной ответственностью за его судьбу и создавая им условия для процветания, можно обеспечить в нашей стране прочный гражданский мир и социальную гармонию.
– Я совершенно с ним согласен.
– Мистер Африка произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Да, он еще молод и недостаточно опытен для того, чтобы претендовать на какую-либо руководящую должность, однако…
Микин, уловив ход мыслей начальства, моментально переменил тактику, как и подобает опытному карьеристу.
– В таком случае я предлагаю зачислить Африку на должность технического ассистента директора.
– Я полностью с вами согласна; лучшего решения и быть не может. – Изабелла одарила его очаровательнейшей из своих улыбок. Она не ошиблась. Самые твердые принципы Дэвида Микина явно не возводились в догму.
Они завершили собеседование с последним кандидатом в четыре часа пополудни; как только Микин раскланялся и отбыл в отель «Беркли», Изабелла сняла телефонную трубку и позвонила матери.
– «Лорд Китченер отель», добрый день. – Она не сразу узнала голос матери.
– Здравствуй, Тара. Это Изабелла. – Она немного подумала, затем решила уточнить.
– Изабелла Кортни, твоя дочь.
– Белла, доченька. Сколько же мы не виделись? Дай Бог памяти – лет восемь, не меньше. Я уж думала, ты совсем забыла свою старенькую мамочку. – Изабелла, как всегда, почувствовала себя виноватой и стала оправдываться.
– Извини, Тара. Видишь ли, я живу в таком сумасшедшем ритме – ну просто ни на что не хватает времени…
– Да-да, Микки говорил мне, что ты достигла таких огромных успехов. Он сказал, что ты теперь доктор Кортни, сенатор и все такое, – Тару уже было не остановить. – Кстати, Белла, как это ты могла связаться с этой бандой свихнувшихся расистов, называющей себя Национальной партией? В любой цивилизованной стране Джона Форстера давно уже вздернули бы на виселице.
– Тара, Бен дома? – прервала ее излияния Изабелла.
– Я так и думала, что моя единственная дочь позвонила не для того, чтобы поговорить со мной, – страдальческим тоном произнесла Тара. – Ну да ладно, сейчас позову Бена.
– Здравствуй, Белла. – Он тут же схватил трубку, будто ждал ее звонка.
– Нам надо поговорить, – сказала она.
