моторы, готовится к взлету. Возможно, это транспортный самолет, собирающийся везти боеприпасы в Корсунь-Шевченковский котел. Важная цель. Немцы уже наших заметили, поэтому отпала необходимость прятаться. Пара «яков» решительно устремляется в атаку — и через полминуты самолет-гигант запылал.
А где Хохлов? Сзади себя Воронин его не видит. Ах, вон что! Он снизился и поливает огнем аэродром. Молодец! До он так далеко отстал от Воронина, а сверху сыплется остальная свора «фоккеров» и «мессершмиттов». Два уже в хвосте у Хохлова. Резкими эволюциями он уклоняется от их атак.
Теперь избежать боя не удастся. Товарищу немедленно нужно помочь. А Скоморохи? Там ждут результатов разведки. «Доложу после, — решил комэск. — Впрочем, бой обещает быть тяжелым, и я могу не вернуться».
Как поступить: оставить Хохлова, а самому мчаться домой и передать, чтобы паши вылетели на штурмовку? Нет! Так нельзя! Ивану одному не вырваться…
— Улетай, а я их свяжу боем! Любой ценой, а задержу! — поняв положение, передал Хохлов.
Голос друга! Но и «любой ценой»: умереть — не значит победить. А нам нужна победа! Ради нее люди рискуют, Петр решил:
— Иван! Будем драться вместе! — и резко пошел на горку: с высоты можно дальше и чище передать. И тут только вспомнил, что должен петь «Катюшу». В такой момент, когда друг в опасности и враг уже нацеливается расправиться с тобой, петь невозможно, А петь надо. И он запел:
С трудом выдавив из себя слова, больше похожие на стон, чем на пение, Петр сдавленным голосом спросил:
— Ну как, алый цветочек, хорошо пою? — и, не дожидаясь ответа, бросил свой «як» в бой на выручку товарищу.
Два истребителя противника оставили Хохлова и метнулись под защиту подоспевшей стаи. Выйдя из пикирования, враги спокойно занимали над нашими «ястребками» удобную позицию для нападения. И это необычное спокойствие тревожило Петра. Фашистские пилоты понимали; русские в их руках. Им, не имеющим высоты, теперь не уйти. И у русских сейчас оставалась одна возможность — драться. Иван Андреевич пристроился к Воронину и со вздохом облегчения передал:
— А ведь вдвоем-то веселее…
— Очень весело, — отозвался Петр, нацеливаясь на одного из «фоккеров», находящегося в самом центре фашистов. Удастся ему сразу сбить его — враг потеряет уверенность и, выйдя из равновесия, будет торопиться поскорее прикончить русских. А это только и требуется.
Петр рванулся вперед и пошел в атаку. И тут случилось непредвиденное. Вражеская зенитная артиллерия то ли промахнулась, то ли ошибочно приняла свои самолеты за наши, открыла огонь такой силы, что целая степа зенитных разрывов, переплетенных сетью трассирующих нитей зенитных пулеметов, отгородила краснозвездные истребители от фашистских истребителей. Наши немедленно повернули на Скоморохи.
Оказавшись в безопасности, Петр на случай, если командир полка почему-либо не принял его передачу, снова пропел — теперь, наверное, с большим оптимизмом первую строку «Катюши».
— Ну что распелся? — услышал он сердитый голос Василяки.
— От удачи! — крикнул Петр, не скрывая радости.
Задача выполнена. Воронин с Хохловым невредимы. Казалось бы — все основания быть довольными, но, выйдя из самолета, они сразу почувствовали себя виноватыми, а до предела натуженный рев взлетающих «илов», полк которых стоял вместе с истребителями, заставил насторожиться.
С докладом о разведке шли молча. Не отличавшийся словоохотливостью Иван Андреевич не выдержал и, как всегда, при волнении, чуть заикаясь, заговорил:
— Зря мы штурмовали. Попадет.
— Поздно каяться, — перебил Петр товарища.
Часто боевая действительность не дает истребителю и секунды времени на обдумывание решения. Подчас обстановка властно требует немедленных действий. В такие моменты все сосредоточивается на зримых ощущениях, усиленных чувством опасности. Поэтому решение иногда принимается с учетом только конкретной обстановки.
Так было и в этом вылете. Штурмовка казалась разумной. Непростительно упустить врага, попавшего на мушку. Здесь же, на земле, возникло опасение — не заставили ли мы своими действиями взлететь дежурных истребителей противника. Это затруднит удар по аэродрому, а то и совсем сорвет.
Тревога за успех вылета, за судьбу товарищей беспокоила капитана Воронина. «Хорошо бы, — прикидывал он а уме, — взлет наших сейчас растянулся. Тогда фашистские истребители, с которыми мы встретились в воздухе, израсходуют бензин и сядут на аэродром».
— Давай полетим снова, командир, — предлагает Хохлов, — может, успеем помочь.
— Надо посоветоваться с командиром полка.
Ушли в воздух последние самолеты. Взлет ни на минуту не растянулся. Василяка, мерно размахивая древком стартового флажка, выслушал Воронина и с необычным для него спокойствием в таких случаях спросил;
— Может, возвратить группу?
Петр не понял, что означает вопрос, но его поразило равнодушие командира к случившемуся. Несколько секунд капитан стоял растерянно, потом собрался с духом и выпалил:
— Это не в моей власти, товарищ майор! Как хотите, так и поступайте, а мы свою задачу выполнили. Выполнили, как смогли.
Флажок Василяки с шелестом рассек воздух:
— Так зачем же советуешься со мной? Нашкодничали, ну и выкручивайтесь сами! Что я могу теперь сделать? Ты же обстановку там знаешь лучше меня. Так думай, как быть!
Действительно зря комэск Воронин доложил командиру полка о злополучной штурмовке.
— Герасимов ясно давал тебе указания, — продолжал Василяка, — близко к аэродрому не подходить, разведать его со стороны, чтобы немцы не заметили. А вы, ухари, вздумали штурмовать! Не выполнили приказа комдива. Ваши «художества» могут привести к срыву боевой задачи и неоправданным жертвам.
— Погода и немецкие истребители нам все испортили, — неизвестно зачем вырвались у капитана Воронина слова оправдания. У Василяки гневно сверкнули глаза:
— Выходит, погода и противник заставили вас штурмовать аэродром?
— Нет. В этом только я виноват. Перестарался. Но…
— Никаких оправданий! Давай лучше вместе обмозгуем: лететь группе или нет?
Только теперь дошло до Петра Воронина, что вопрос Владимира Степановича нужно было понимать в прямом смысле.
— Простите, я сразу не понял…
— Ладно. — Командир примирительно махнул флажком. Летчики — парод отходчивый. — Сейчас нет времени на извинения. Надо решать, Петр Васильевич. Своей штурмовкой вы расшевелили осиное гнездо, осы остервенели. В такой момент к ним не подходи. Может, подождать, пока они снова заберутся в гнездо, а уж там их и придавить? Идет?
— Значит, возвратить оба полка?
— Да, да! — с раздражением подтвердил Василяка. — Или пусть летят?
В минуты колебания человек взвешивает все «за» и «против». Стоит ему в такой момент дать совет — и он перетянет. Здесь нужна осторожность.
Штурмовики и истребители уже собрались и взяли курс на Винницу. В удаляющейся ритмичной музыке моторов и спокойном слаженном полете чувствовалась хорошая выучка летчиков. Петр взглянул па часы. С момента его атаки аэродрома противника прошло минут двадцать. Столько же займет перелет наших до Винницы. У немецких истребителей, встретившихся с Ворониным и Хохловым, горючее уже на исходе. К прилету наших они должны уже сесть на свои аэродромы.
— Что молчишь? — спрашивает Василяка. — Заварил кашу — так думай теперь, как быть?
— Пусть летят… Но на всякий случай нужно передать группе, чтобы забирались выше, до предела.
