Над аэродромом, направляясь к Халхин-Голу, в плотном строю прошло около сотни И-16. Что бы это могло значить? Шинкаренко, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Сумасшедшие…
— Кто? — не понял Кулаков.
— Японцы, конечно. Не хотят признать, что против нас — слабаки.
— Подожди, поймут.
— Дойдет! — с твердостью в голосе добавил Шинкаренко. — В последнем бою потеряли двадцать две машины, сегодня — четыре. Так можно и без штанов остаться…
С 1 сентября наши войска перешли к охране государственных границ. Мы решили с парторгом, что сейчас самое время подвести итоги боев, обсудить с коммунистами новые задачи.
Расположившись на сене возле нашего КП, я стал готовиться к докладу на партийном собрании. У меня под рукой сообщения ТАСС о монгольских событиях, газеты, выпускаемые политотделом армейской группы — «Героическая Красноармейская» и «Сталинский сокол». Другого материала для вводной, обзорной части доклада и не требуется. По одним только «шапкам» «Героической Красноармейской», как по боевому дневнику, восстанавливаю минувшие события.
«Наши войска героически громят японцев по всему фронту. Удвоим удар! Добьем врага!»
«Наши доблестные войска продвинулись вперед и окружили японцев. Уничтожим ненавистного врага!»
«Враг зажат в железные клещи. Раздавим японскую свору захватчиков».
«Наши войска беспощадно громят и уничтожают окруженного врага. Истребить до конца ненавистных захватчиков».
«Вчера отважные бойцы Лесового и Иванова штурмом заняли японские укрепления и уничтожили батальон вражеской пехоты».
«Японцы зажаты в стальные тиски. Завершим разгром врага!»
«Еще один могучий удар по врагу. Наши славные летчики сбили 48 японских самолетов».
«Враг разгромлен! Советско-монгольские войска добивают жалкие остатки японских захватчиков».
«На границах Монгольской Народной Республики реет победоносное красное знамя».
«Сопка Ремизова взята! Враг добит! Монгольская земля очищена от японцев могучим ударом наших войск. Да здравствуют доблестные герои Халхин-Гола!»
Будь начеку! Зорко следи за всеми махинациями коварного врага. Запрем границы МНР на крепкий замок, создадим неприступную оборону».
А вот наиболее характерные сводки из района боевых действий:
«26 августа монголо-советские войска продолжали операции по уничтожению японцев в районе реки Хайластин-Гол.
На центральном участке фронта героические бойцы тт. Зайюльева и Мухомедзярова сегодня днем после упорного штурма взяли высоту Песчаную. Высота была японцами сильно укреплена, имела бетонированные блиндажи и окопы.
Наши бойцы захватили много трофеев, в том числе документы и имущество трех японских штабов.
Бойцы тов. Лесового, продвигаясь вперед, наткнулись на сопротивление двух японских рот и уничтожили их.
Бойцы тов. Федюнинского полностью уничтожили эскадрон японской кавалерии, пытавшийся также вырваться из нашего железного кольца».
«26 августа был для нашей авиации в борьбе с японскими захватчиками одним из самых блестящих дней. В этот день летало 790 наших истребителей, произошло 7 воздушных боев.
Наши героические истребители, не имея никаких потерь, сбили 41 японский истребитель и 7 японских бомбардировщиков. Во всех боях японцы первыми выходили из боя. Поле боя всегда оставалось за нами.
81 наш бомбардировщик бомбил скопление вражеских войск.
Часть бомбардировщиков противника, встреченная нашими истребителями, удрала, сбросив бомбы на своей территории».
Как отрадно читать и говорить об этом!
Но вот сообщение ТАСС за май месяц:
«28 мая. Застигнутые врасплох монгольско-советские истребители поднялись в воздух с некоторым опозданием, что дало противнику преимущество. В этом бою монгольско-советская авиация потеряла 9 самолетов, а японцы — 3 самолета».
И об этом печальном факте, чтобы он впредь не повторился, я тоже упомяну в докладе.
Можно сделать анализ боевых потерь по месяцам, он красноречив.
Если в мае мы потеряли самолетов раза в четыре больше, чем японцы, то в последующие месяцы приблизительное соотношение складывалось неизменно в нашу пользу: на каждый наш потерянный самолет приходилось в июне — 3 вражеских, в июле — 4, а в августе — почти десять.
Сам собой напрашивается вопрос: неужели все это не послужит для японской военщины уроком, неужели она не прекратит это бессмысленное кровопролитие.
Гринев, глядя на газеты и листки, которыми я обложился со всех сторон, говорит:
— А если сейчас ракета на вылет? Все бы твои бумажонки взвились вдогон за самолетом!
Он живо представляет себе такую картину и смеется.
— Бумажки не нравятся? Это я для твоего доклада материал собрал. Может, сделаешь все-таки?
— Нет уж, уволь. Доклад — дело комиссара!
— А тебя разве не касается?
— Почему, касается… Но все же доклады твое дело, а мое — полеты. Должно же быть разделение труда!
— Ты же понимаешь, что не прав…
— Понимаю, — серьезно говорит Гринев. — Понимаю, а вкуса к этому делу нет… Не люблю с бумажками возиться.
— А надо!
— Вот кончится война — займусь.
— Послушай хоть, о чем я собираюсь говорить.
— Всегда готов!
Мы обсуждаем основные положения Доклада, потом парторг добавляет раздел о работе коммунистов из технического состава. Потом в работу включается Борзяк. Вчетвером мы подводим окончательные итоги боевой работы. Результаты неплохие: за время боев эскадрилья не потеряла ни одного летчика, а сбила более двух десятков вражеских самолетов.
Взглянув на часы, Гринев напоминает:
— Через пятнадцать минут мы с тобой вылетаем на разведку.
1 сентября весь мир облетела грозная весть: фашистская Германия напала на Польшу, а вслед за ней Англия и Франция объявили войну Германии.
Началась вторая мировая война.
В свете этих событий халхин-гольский конфликт предстал как бесспорно важный этап в едином замысле подготовки империалистами войны против Советского Союза, как стратегическая разведка боем.
