согласия, встал с кресла.
— Ты тоже ступай, — сказал он, поднимаясь по лестнице. — Попрощаемся утром.
Окно на площадке выходило на Сипланский проспект и на море. Чи задержалась, чтобы закрыть его, и вдруг вскрикнула:
— Дядя!
Стенвольд взревел от ярости, увидев перед собой в коридоре человека в черном. Блеснул короткий клинок. Злоумышленник, затаившийся на темной лестнице, дождался своего часа.
6
Стенвольд, вовремя отшатнувшись от меча убийцы, двинул его в висок и впечатал в стену, но тот снова сделал выпад и распорол ему руку. Шипя от боли, Стенвольд распахнул спиной дверь собственной спальни и ввалился туда.
Чи без промедления выхватила нож, который всегда носила при себе для самозащиты. По лестнице поднимался кто-то еще, и это ничего хорошего не сулило. Ножик, всего-то четыре дюйма длиной, прошелся по спине незнакомца. Тот обернулся к Чи, грозя ей мечом — в темноте он не рассмотрел, что на него напала девчонка с маленьким ножичком. Второй убийца, тоже одетый в черное, был вооружен длинным мечом и кинжалом, но тут на выручку подоспела Таниса.
Она выскочила из комнаты со своей длинной шпагой, которую еще не успела упаковать, и отразила выпад второго врага. Тот начал фехтовать с ней, держа наготове кинжал и не давая Танисе перейти в наступление.
Противник Чи тем временем сообразил, что бояться особенно нечего. Он уже отвел клинок для удара, но Чи саданула его в грудь плечом, и меч прошел над ее головой. Сила столкновения отбросила ее прочь, однако Чи ухватилась за тунику врага, порезала ему бок и попыталась отнять у него оружие. От мужчины разило пивом, от его клинка — черной маскировочной краской. Он старался отцепить Чи, но та мертвой хваткой держалась за его пояс.
Таниса успела уже раскусить своего неприятеля. Проворен, но воображением не обладает — фехтует как по учебнику. Дождавшись следующей атаки, она нырнула под его меч. Он, как и следовало ожидать, сделал выпад кинжалом, но опоздал. Таниса хотела полоснуть его шпагой по горлу и тоже не добилась успеха. Гарда отскочила от его подбородка, ноги противников перепутались; перила галереи, на которые Таниса повалилась спиной, не выдержали их общего веса, и оба бойца рухнули вниз, в холл. У Танисы, в отличие от ее противника, была свободна одна рука, и она устроила так, чтобы тот упал первым.
Первый убийца все-таки отшвырнул Чи, но она и на полу продолжала вертеться, размахивая ножом. Мужчина помедлил, переводя дух. Внизу отчаянно звенели клинки.
— Эй ты! — гаркнул Стенвольд с порога спальни. Убийца повернулся к нему — и замер.
Стенвольд держал в руках арбалет-пробойник — четырехствольный, без крыльев. Стрелы, похожие скорее на дротики, угрожающе торчали наружу. Чи знала: стоит только спустить курок, и порох направит их в цель.
Убийца сохранил боевую стойку. Стенвольд, несмотря на залитую кровью руку, взирал на него без злобы.
— Положи меч, и я, возможно…
Чи, видя, что он намерен прыгнуть на Стенвольда, ножом пригвоздила его ступню к полу. В тот же момент Стенвольд нажал на спуск. Грохот двойного порохового заряда заглушил все прочие звуки в доме. Убийцу снесло на площадку и пришпилило к стене тремя стрелами. Четвертая ушла так глубоко в стену, что, вероятно, пробила ее насквозь.
Настала тишина, пронизанная едким пороховым дымом.
— Где Таниса? — тяжело проронил Стенвольд.
Чи показала вниз.
Оба посмотрели в холл через поломанные перила. Таниса поднялась на ноги с окровавленной шпагой в руке, ее противник остался лежать на полу, как кукла. Девушка, склонив голову, смотрела на первого убитого ею человека.
— Молот и клещи, — ахнул Стенвольд. — Вылитая она. — Картина внизу перенесла его куда-то в далекое прошлое, сделав моложе на двадцать лет.
Когда Таниса подняла к нему бледное, с остановившимися глазами лицо, он сбежал по ступенькам и обнял ее. Первая смерть… Ему вспомнился солдат-осоид, выпавший из кабины ортоптера. Это всегда тяжело — убить кого-то впервые, но девочка справится. У нее это в крови.
Таниса высвободилась, подошла к Чи, взяла ее за руку.
— Ты не ранена? Я уж думала, он прикончит тебя.
Чи, не ожидавшая от нее такой ласки, моргнула.
— Его убил дядя Стен.
Стенвольд присел на кушетку над распластанным телом.
— Сбегайте кто-нибудь за доктором Никрефосом, быстро.
— Доктор Никрефос? — удивилась Чи. — Тебе настоящий врач нужен…
— Да, он старый шарлатан, зато понимает в ядах. Наемные убийцы вечно мажут свои клинки всякой дрянью.
Таниса мигом выбежала за дверь, Чи проняло холодом.
— Но ты ведь не…
— Я старый жукан, детка, и нутро у меня дубленое. Плевать я хотел на отраву какого-то уличного наемника, но ты на всякий случай зарядила бы лучше пробойник. Стрелы и порох у меня в комнате.
Когда Чи взлетела наверх, Стенвольд снял повязку с лица убитого. Помесь жукана, арахнида и муравина. Другой был чистокровный муравин-ренегат — Чируэлл вовремя его отвлекла. Оба, стало быть, местные, и к осоидам никаким боком их не пришьешь. Вот, значит, какую игру начала Империя.
Чи спускалась обратно, заталкивая тяжелые стрелы в дула пробойника.
— Сальма и Тото тоже в опасности?
— Ночью вряд ли, а утром — кто знает. Знаешь, Чируэлл, я поменял свои планы.
— Как поменял?
— У меня заказаны четыре билета на «Высокое небо». Завтра ты летишь вместе со всей командой.
— Но ты сказал, что…
— Планы меняются. Мне нужно кое-что здесь подчистить — присоединюсь к вам, когда закончу. Это вовсе не значит, что мы с тобой больше не увидимся, Чируэлл, — добавил Стенвольд, видя, что Чи снова собирается протестовать. — «Победа или смерть» совсем не по моей части. Я обязательно приеду к вам в Геллерон, но сейчас главное — отправить туда тебя. Теперь мне, как ни странно, кажется, что там тебе будет безопаснее, чем здесь со мной.
Вернулась Таниса в сопровождении согбенного, серолицего нома. Чи знала его: он вел в Коллегии курс, который ни один разумный молодой жукан не согласился бы посещать. Грива грязных седых волос, глаза сплошь белые, без зрачков, — вылитый колдун с картинки из книги сказок.
— Мастер Никрефос, я нуждаюсь в твоих услугах, — сказал ему Стенвольд.
— Что, уверовал? Ну ничего, не имеет значения — ведь я у тебя в долгу.
— Потряси своими костяшками, или чем ты там еще потрясаешь — и считай, что твой долг уплачен.
Стенвольд ушел из дому, пока Чи еще спала, и ее обуяла тревога, ставшая еще сильнее при виде сломанных ночью перил.
Мир, как видно, совсем обезумел.
Врачевание Никрефоса вызвало у нее приступ досады. С медициной это не имело ничего общего: старик бормотал заклинания, жег пахучие травы, а под конец привязал к руке Стенвольда какой-то
