— Если позволишь, я пойду, — сказал Рафаэль.
— Я провожу.
— Не стоит.
— Я сказал: пойдем вместе. — Лоцман вгляделся в осунувшиеся, погасшие лица актеров в Зазеркалье. — Так где же Таи?
— Ушел, — хмуро сообщил Стэнли. — Как только Рафаэль оказался у нас, он исчез. По своей привычке, без объяснений.
Шестнадцатый обеспокоенно сдвинул брови.
— Ребята, ищите. Сперва его, потом уж Лусию.
— Не учи, — огрызнулся Стэнли. — Без тебя тошно. — Лоцман вдруг озяб, как от порыва зимнего ветра.
— Ищите, — повторил он за летчиком. — Скорей.
— Говорил я: нельзя выпускать его в Большой мир. — Шестнадцатый проводил актеров глазами.
Рафаэль рванулся.
— Пусти. Я пойду к себе.
Придерживая за локоть, Лоцман вывел его из комнаты. Виконт торопился, почти бежал и едва ли видел что-нибудь перед собой. Если бы не Лоцман, Рафаэль промчался бы мимо лестницы, по которой ему надо было подняться. На крутых ступеньках ноги у него стали отказывать. Он споткнулся раз, другой — и повалился на колени.
— Раф! — Охранитель мира удержал его, не дал упасть лицом о камень. — Раф, дружище… Да что ты?! Ох-х, — выдохнул он, всё поняв.
Лоцман положил безжизненного виконта на ступеньку и сел рядом. Кончено. Рафаэль не хотел жить с такой памятью — и не стал. Прощай же… до новых съемок.
— Лоцман? — набрел на него Ингмар. — Что это?
— Видишь, как обернулось…
— Что он с собой сделал?
— Ничего. Просто не захотел жить — и сердце остановилось. Приведи Анну, пусть поглядит.
Могучие плечи северянина опустились.
— По-моему, она не поймет. Дай отнесу его.
Лоцман не отозвался, не поднял головы. В живом мире актеры умирают не навсегда; и всё-таки, до чего больно их терять…
Хоть бы поскорей Лусию отловили — он сам сможет вырваться в Большой мир. Да еще Таи пропал, будь он неладен. Как бы чего не случилось — с ним или еще с кем-нибудь.
Лоцман не находил себе места. В Аннином доме никто не показывался, сама Богиня где-то притаилась. Он не хотел ее видеть. Он поговорит с ней — жестко, круто, — но не сейчас. Сейчас он на взводе и может сорваться, наорать или даже ударить. Потом, потом… Он беспокойно бродил по дворцу. Неумолчное пение и посвист делались всё глуше, сменялись вздохами и шелестом. Печаль-деревья роняли цветы без звона, с мягким звуком, словно падали крошечные тельца каких-то зверьков; каменные плиты шатались и проседали под ногами. Сине-серые горы стояли совсем рядом; казалось, заберись на зубчатую стену Замка — и достанешь рукой. Белый флаг с золотыми буквами уныло обвис, замирающий бриз чуть шевелил полотнище. В комнате возле зеркала дежурил безотказный Шестнадцатый, и Лоцман лишь раз сменил его ненадолго, чтобы летчик сходил пообедать.
Вечерело. Охранитель мира стоял на Львиной галерее, когда пилот вдруг показался на третьем этаже.
— Лоцман!
— Здесь я. — Он сбежал вниз.
— Грузимся в вертолет — летим на Дархан.
Они скатились вниз, к стоящей во дворе машине. Охранитель мира залез в кабину, в кресло второго пилота.
— Что такое? Почему на Дархан?
— Не знаю. — Летчик нахлобучил шлем, застегнул. — Явилась твоя большеглазиха, вся зареванная. Сказала, чтоб ты встречал ее с Таи в поселке.
— Что еще? Да говори же! — Лоцман удержал Шестнадцатого за руку, не дал запустить двигатель, который взревел бы и заглушил слова.
— Таи запрограммировал кого-то из писателей, чтоб они прикончили Ителя.
Глава 21
— Ты не мог свой драндулет поближе посадить?
Шестнадцатый приземлился метрах в пятистах от поселка. Высокая трава хватала за ноги, не давала бежать.
— Я нарочно. Чтоб ты остыл, пока доберешься, а то уж больно сердит.
Лоцман закусил губу. Трава проклятая — как на заказ, ведь вон рядом, по ту сторону дороги, такая не растет… Ах, Ловец, чтоб ему неладно было, — что отколол! Прав был Шестнадцатый, ох как прав…
— Послушай, — летчик придержал его, заставил умерить шаг, — торопиться мы всё равно опоздали. Ты ему морду-то не бей. Итель получил по заслугам, правду тебе говорю. Ты видел, что в Кинолетном творится. Лоцманов умирающих помнишь? А летчиков, которых сотворил? Девушек своих, Эльдорадо. По чьей милости их перестреляли? Честно сказать, я бы сам Ителя с удовольствием порешил.
— Вот именно. Если бы Таи сам — я бы понял.
— Ты ж ему запретил.
— Великий Змей! На других убийство повесил — еще хуже. Мы с тобой были в Кинолетном, мы можем прийти и сказать: ты виноват, ты умрешь. А эти — писатели хреновы? Они ж не соображают, что пишут и зачем! За что они убили издателя? Ты можешь мне объяснить — за что? С точки зрения Большого мира.
— Логику Большого мира надо было блюсти раньше. Нечего выпускать туда таких актеров.
Лоцман промолчал. Шестнадцатый опять прав. Но это было так естественно — отправить решительного, толкового Ловца гоняться за беглецами; без него дарханские актеры едва ли справились бы с задачей. Охранитель мира был уверен, что недоигранная роль над Таи не властна — не затмит ему рассудок, не заставит нарушить запрет… Выходит, Лоцман ошибся.
Он вошел в дом землян, перегорев.
В иномирье, в комнате Марии, были распахнуты окна. На столе работал компьютер, светился экран монитора; однако рабочее кресло пустовало. На полу, у стеллажа, спиной к внушительным корешкам Британской энциклопедии, сидела Кис, поставив локти на колени и сжав руками голову; пряди волос завесили ей лицо. Таи стоял, непринужденно прислонясь к стене, скрестив на груди руки, и смотрел в окно. Видно было, что Ловец совершенно измотан, однако держался он с холодным достоинством.
Лоцман открыл границу. Таи повернул голову, огромные лайамские глаза уставились на Лоцмана и пилота. Охранитель мира мог бы поклясться, что из этих жутковатых глаз по лицу растекается чернота.
— Здравствуй, мой Лоцман, — промолвил актер. Кис вскочила на ноги, шагнула к границе двух миров.
Ее золотые брови страдальчески изогнулись.
— Не сердись на Таи, — начала она умоляюще. — Он… — Актриса осеклась, повернулась к Ловцу.
Его четко очерченные, твердые губы сжались.
— Где земляне? — спросил охранитель мира.
— Там, — ответила Кис с убитым видом. — С писателями, которых… Они их программируют, чтобы снова стали нормальными людьми. Лоцман, ну пожалуйста, не сердись.
Ему стало тошно — гордая Кис так униженно просит…
— Поди сюда, — велел он Ловцу.
Таи отделился от стены. Долгим взглядом посмотрел на актрису, словно прощаясь, затем переступил границу мира. Обернулся и с тоской поглядел обратно в Большой мир, в распахнутые окна, на виднеющиеся за ними корявые яблоньки.
— Проходи, проходи. — Шестнадцатый увел Ловца в глубь комнаты. — Когда последний раз обедал? Не
