Он обвел рукой троих актеров.
Мария расхохоталась:
— Дети, конечно, дети! Вот погляди: Милтон — вылитый твой приятель Вайр в молодости…
— А Лоцман похож на Марию, — вставила Кис. Она была измучена, но глаза сияли. — И на Томаса. Вы согласны?
— Еще бы, — подтвердила Богиня. — Господа, я могу предложить вам ужин… Лоцман, вы не откажетесь? И будьте добры, пригласите Таи.
Он оглядел актеров. Большой мир убивает в них жизнь — однако на лицах у всех троих читалась такая горячая просьба, что у него не хватило духу прогнать их на Дархан.
— Я оставлю границу открытой. Если кому-нибудь станет плохо, сейчас же возвращайтесь домой. Мария, Томас, извините: нас с Таи не будет. К тому же, — он открыл границу двух миров, и черная стена сделалась прозрачной, за ней появилась комната, куда затекал свет ночных фонарей, — боюсь, что мне придется доставить вам изрядные неудобства.
— Сколько угодно, — отозвался Томас; его глаза перестали улыбаться. — Это и есть ваше иномирье? Можно, я туда войду?
— Пожалуйста. Только здесь нет ничего интересного. — Лоцман прошел в дом землян, Бог шагнул следом. — Мир без актеров пуст и непривлекателен.
— Это на ваш взгляд. Если позволите, я побуду здесь минут десять.
Охранитель мира не задерживаясь помчался к Таи. Вернувшийся с научной конференции Бог — это, конечно, Бог, однако война в Кинолетном куда важнее.
Он выскочил из дома, кинулся бежать по хрустящей гравийной дорожке. И вдруг стал, не добравшись до большой дороги. Что-то было неладно.
Глава 22
Пронизанный светом фонарей поселок молчал — молчал недобро, как Поющий Замок перед началом съемок. Он пуст? Лоцман неслышно шагнул в сторону, в жидкую тень кустов. Откуда это ощущение опасности? Как будто тянет гарью. Да, точно. Великий Змей, кем Мария успела населить мир?! Неужто убийцами с Шейвиера, которые сожгли город на Лайаме и добрались до дарханской колонии?
Впрочем, они не посмеют причинить вред охранителю мира. А если они что-нибудь сотворили с Таи — он сейчас голову снимет с командира группы.
За спиной стукнула дверь. Томас! Ах как не вовремя… Лоцман повернул голову и вполголоса произнес:
— Томас, немедленно возвращайтесь.
Бог не откликнулся, зато Лоцман расслышал звук, от которого по спине пробежали мурашки, — задушенный вскрик человека, даже не успевшего открыть рот.
«Таи!» — крикнул он мысленно. Услышит Шейвиер — пускай, это всего-навсего актеры. Если же на Дархане орудует кто-то другой…
«Назад! — донесся немой вопль лайамца. — Здесь…» Вопль оборвался.
Затылком ощутив опасность, Лоцман упал наземь, перекатился, хотел метнуться прочь — но что-то плотное, душное пало ему на голову. Ядовитая жгучая дрянь полезла в рот и в ноздри, обожгла горло, грудь. Задыхаясь, он отбивался, стремительно слабея, пока не перестали подчиняться руки. Тогда его куда- то поволокли; он потерял сознание, а очнулся уже на дороге, под фонарем.
Внутри жгло, каждый вдох пронзал новой болью. Эта боль не давала сосредоточиться, сотворить какое-нибудь средство защиты.
«Таи! Томас!»
Молчание.
Над Лоцманом нагнулась темная фигура. На плечах лежали погоны. Офицер.
— Отлично. А теперь поговорим по душам. — Кажется, охранитель мира уже слышал этот голос. Да, конечно. «Я еще в состоянии отличить пилота от Лоцмана». Офицер был в Поющем Замке, застрелил подсунутого ему лжепилота. Это же бывший летчик — кто еще может безнаказанно шнырять из мира в мир?
— Ты слышишь меня?
— Слышит, — отозвался голос со стороны. — Эти твари живучие.
Автоматчик. А вот еще один. Что с Томасом?
Стон. Лоцман повернул голову на звук; соприкоснулись обожженные стенки гортани. Великий Змей, как больно! Вон Томас, стоит согнувшись. Автоматчики держат его с двух сторон.
— Я чувствовал, что стрельбой в Замке дело не ограничится, — проговорил офицер.
Ясно: он прокололся — и прибыл довести свою миссию до конца, добить мятежного Лоцмана. Но как он узнал?
Офицер сел на корточки, рассматривая охранителя мира. Его лицо скрывала тень от козырька фуражки.
— Шестнадцатый уверяет, будто войне скоро конец. Почему?
Лоцман вздрогнул. Шестнадцатый, друг! Его заставили говорить…
— Что ты затеял? — Офицер повысил голос. — Отвечай!
Лоцман дышал с хрипом и присвистом. Даже не знаю, есть ли голос, чтобы ответить. Помолчу.
Офицер сыпанул ему в лицо жгучего порошка. Захлебываясь болью, Лоцман замотал головой, задерживая дыхание, пытаясь избежать хоть частицы этой отравы. Ужасно жгло глаза — казалось, в них сунули по горящей спичке. Сквозь потекшие слезы он перестал что-либо различать.
«Милтон, Стэнли!» Граница осталась открытой — может, они услышат?
— Я переломаю тебе палец за пальцем, ребро за ребром. Отвечай!
«Милтон! Стэн!» Лишь бы дозваться. Они смышленые парни, сообразят, что делать.
Носок ботинка наступил на горло. Внутри полыхнул огонь. Ботинок убрался.
— Отвечай! Как — ты — собираешься — прекратить — войну?
Лоцман молчал.
— Говори!
«Стэнли! Милтон!» А-ах как больно! Зверь!..
— Оставьте парня, — простонал Томас. Охранитель мира не узнал его голоса. Неужто Бога тоже истязали, пока Лоцман был без сознания?
— Говори!!!
Не скажу. У армии найдется проданный Лоцман, который, в свою очередь, откроет границу, вышлет в Большой мир актеров… Будь ты проклят, НЕ СКАЖУ!
Он стонал и бился на земле, уже не сознавая, что с ним творят.
— Оставьте его! — просил Бог. — Прекратите!
— Сдохнешь, — прошипел выведенный из себя офицер. — Всё равно сдохнешь! Но прежде скажешь. Сейчас язык развяжется…
Удар. Томас хрипло вскрикнул.
— Слыхал? Отвечай, или… — Еще удар. Новый хрип.
— Говори: как ты намерен прекратить войну? Молчишь? Ладно. Положите этого рядом. Лоцман, это твой Бог. Его жизнь в твоих руках. Он умрет в страшных мучениях, если ты не скажешь. Ты ведь не предашь своего Бога, а, Лоцман?
Охранитель мира стиснул зубы. Пусть нас убьют — но я не дам сгубить Большой мир. Только бы Милтон со Стэнли догадались, что делать дальше, — прежде, чем в Кинолетном сообразят, что к чему, и бросят в Большой свои силы. Сейчас еще можно всё изменить, повернуть назад. Завтра уже может быть поздно…
Выстрел, за ним другой, третий. Крик, затем предсмертный хрип. На дорогу падает тело. Слышен топот убегающего человека, новый выстрел. Тишина.
— Лоцман! — Это Стэнли. — Черт возьми… Жив? — Голос Милтона:
— Не трогай его. Томас? Как вы?
Чувствуя, что сознание уплывает, Лоцман из последних сил вслушивался в окружающий мир. Бывший пилот и автоматчики мертвы, чужих нет, Дархан чист.
