себя Гвидион.
Он зажег свечу, оглядев комнату и убедившись, что в ней никого нет, решил одеться. Он прокручивал в уме подробности сна, надеясь вспомнить, что говорила ему Эринирская принцесса.
«Кто же ты, Морейн? – спросил он у луны. – Что за белую тень привела ты с собой?»
На следующий день король вновь потребовал к себе Морейн. Ей позволили сесть, и Гвидион больше не сверлил ее прожигающим взглядом. Его интересовали укрепления города Солнца, расположение въездных ворот и подъемных мостов, солдатских казарм и конюшен, количество и вооружение охраны, стоящей на стенах, укрепления и планировка самого дворца. Морейн не смогла полностью удовлетворить его любопытство. Она слишком плохо знала и сам город, уж не говоря, о его военной стороне.
«Волчонок бы пригодился им гораздо больше, чем я», – подумала она.
Но вывод о неприступности города могла сделать даже далекая от военного дела женщина. Разница между уровнем развития Антиллы и Поэннина была так велика, что Гелиона вполне оправданно называла кельтов варварами и дикарями. Зато Морейн смогла осветить все особенности магии Гелионы. Участвуя во многих ее обрядах и магических ритуалах, она в достаточной степени представляла себе, на что та способна. Казалось, Гвидион был несколько подавлен информацией о военной мощи Антиллы и магической силе ее Верховной Жрицы.
– Как ты считаешь, она действительно воплощение Великой Богини Гелионы или это сказка, придуманная для подданных? – спросил Гвидион.
Морейн сузила глаза и проговорила с жаром и верой:
– Существует только одна Великая Богиня, мой господин, и у нее другое имя.
Гвидион хмыкнул от неожиданной резкости в голосе Морейн, а Белин рассердился:
– Ты такая же язычница, как и антильская ведьма!
Морейн удивленно посмотрела на него. Туаты обычно придерживаются веры предков. Туата де Дананн – племя, давшее кельтам богов – поклонялось своей Великой Богине, в которую пламенно верила и Морейн. Хорошо еще, что принцесса не видела, с какой ненавистью Белин рубил деревянную статую Великой Богини в Эринирском замке, и не знала, что у короля особые отношения к Богине Туатов. Он не признавал Богиню своих предков и одновременно боялся, что она никогда не простит ему этого. Великая Богиня не отпускает от себя потомков своего племени.
Вскоре король вновь покинул Поэннин, но уже без друида. Гвидион, наконец, получивший возможность заняться своими делами, углубился в научные изыскания. Теперь, когда принцесса осталась в его распоряжении, он собирался воспользоваться ее знаниями и происхождением. В хранилище Гвидиона имелось несколько книг древних магов дивного Народа, на которые наложены неподвластные людям чары. Чтобы бессмысленные надписи обрели свое истинное значение, книгу должен был взять в руки тот, в ком течет кровь Туатов. У Гвидиона не нашлось собственных средств заставить заговорить древние руны, а его венценосный брат не хотел иметь ничего общего с магией своих предков. Зато дочь короля Эохайда должна была отлично справиться с такой задачей. С этой целью Гвидион и велел Риве привести принцессу в свои личные покои, где бывали очень немногие жители замка.
Сердце Морейн замирало от страха и любопытства. Вновь ей предстояло приблизиться к манящей и недоступной магической силе. Морейн вошла вслед за Ривой в малоприметную дверь в одном из коридоров замка. За дверью тянулись темные пещеры, переходя одна в другую и образуя анфилады. Морейн поняла, что они оказались внутри горы, частью которой являлся замок. Единственным освещением был факел в руках Ривы, дающий неверный свет, от которого разбегались во мрак смутные отблески, вырисовывая на неровных стенах причудливые и таинственные тени. Сверху свисали каменные сосульки, и с них канала вода, отдаваясь гулким эхом.
Пройдя сквозь несколько подобных пещер, они очутились в просторном чертоге, посреди которого возвышался огромный каменный трон. К нему вели широкие потрескавшиеся ступени. дальше тянулся узкий коридор с множеством дверей. Рива толкнул последнюю, дубовую, окованную железом дверь и жестом приказал принцессе войти. Она оказалась на маленькой площадке между двумя лестницами. Одна вела наверх и заканчивалась очередной дверью, другая круто уходила вниз в темноту. Из нижнего прохода тянуло гнилью и страхом.
Рива начал подниматься наверх, а Морейн немного задержалась на этой площадке, невольно представляя, как однажды ей придется спускаться вниз по лестнице, нырявшей во мрак. От этих мыслей ей стало не по себе, и она поторопилась вслед за своим проводником. Обшарпанная сырая лестница упиралась в низкую незапертую дверь. Нагнувшись под ее аркой, Морейн вошла, а Рива остался снаружи.
В свете факелов принцесса разглядела полукруглую комнату-пещеру с узким, как бойница окном, продолбленным в толще горы. Посреди комнаты стоял огромный стол из почерневшего дерева. В кресле с высокой спинкой и позолоченными подлокотниками торжественно восседал жрец в длинных одеждах. На спинке кресла сидел крупный уродливый ворон, тяжелоклювый и мрачный. Он открыл один глаз и неодобрительно сверкнул на Морейн черной бусинкой.
Стены комнаты были увешаны гобеленами, а весь пол застилали мягкие и пушистые ковры, отчего все звуки становились приглушенными, а помещение казалось уютным и теплым. Вдоль стен стояли сундуки, покрытые тканью. Кроме входа, в комнате было еще три двери, ведущие в какие-то внутренние помещения. У дальней стены находилось большое возвышение, застеленное шкурами и разноцветными подушками. Посреди комнаты на небольшом каменном постаменте полыхал очаг, огонь в котором поддерживал тщедушный юноша, юркнувший за одну из дверей, когда вошла гостья.
Все вокруг было завалено книгами, свитками, баночками, ступками и прочими предметами, не оставляющими сомнений в роде деятельности хозяина. Это был рабочий кабинет друида, его лаборатория и библиотека. «И спальня», – добавила про себя Морейн. Гвидион чуть заметно ухмыльнулся, и Морейн запоздало спохватилась: она забыла маскировать свои мысли. И снова начала твердить про себя детский стишок, и опять заметила ухмылку жреца.
Изучив обстановку, Морейн с удовлетворением убедилась, что отрубленных человеческих голов здесь нет. «Тара сама выдумала все эти глупости», – оптимистично подумала принцесса.
Морейн легко справилась с возложенной на нее обязанностью, каракули в древней книге послушно выстроились в руны, но читать их была способна только она сама. Гвидион, даже выглядывая из-за ее плеча, когда она читала книгу, видел только бессмысленную вязь. Пришлось Морейн самой переводить книгу на греческий, на котором Гвидион и вел все свои записи. Так Морейн оказалась среди его помощников, сначала только корпя над древними языками, а потом и над другими трудами, до которых у самого мага не доходили руки.
Помощник и ученик мага, юноша по имени Инир, происходил из знатного рода одного из поэннинских вождей и был взят Гвидионом в обучение. Коротко стриженный, белобрысый, с еще ломающимся голосом, Инир изо всех сил старался угодить своему наставнику и господину в надежде получить посвящение и стать друидом. Он очень стеснялся своих коротких волос, не желавших отрастать после перенесенной болезни. Короткие стрижки носили рабы и слуги, а Инир был благородного происхождения и не забывал объяснять это каждому, кто еще не был с ним знаком.
Между Иниром и Морейн с первого же дня установились напряженные отношения. Иниру не хотелось уступать свою работу этой странной женщине, а обнаружив, что в знании языков и умении толковать сложные места в рукописях она превосходит его, юноша начал почти по-детски ревновать к ней мага. Стоило только Гвидиону обратиться Морей с какой-нибудь просьбой, как Инир, опередив девушку пытался сам выполнить его пожелание. Но в целом Инир был не злобен и не завистлив, а потому искренне старался быть лучше Морейн, но не вредил ей.
Кроме Инира и Ривы, в кабинете Гвидиона появлялось еще одно живое существо. Огромный черный ворон, взъерошенный и злой, любитель восседать на спинке кресла своего хозяина. Звали птицу – Ворон. Он часто улетал куда-то через узкое окно и тем же путем возвращался. Гвидион позволял Ворону садиться к себе на плечо, птица что-то шептала ему, глаза жреца светлели, а лицо добрело. Он кормил Ворона мышами и прочей мелкой живностью, позволяя есть со своих рук. К другим людям Ворон относился с презрением и ненавистью. Руки Инира, которому приходилось ухаживать за птицей, были изодраны в кровь. Риву Ворон побаивался, неодобрительно поглядывал на его секиру, но и тому иногда доставалось. Однажды Ворон клюнул Риву в плечо, оставив ему на всю жизнь глубокую, вечно гноящуюся рану. Клюв у птицы был твердый, как меч.
