этим-то напитком и явились в тусские земли наши дикари. Конечно, это смешно. Уж кто-кто, а кельты с веселым напитком познакомились раньше, чем римские боги проснулись ото сна. Трудно представить себе, что на Медовом Острове были времена, когда его бедные жители не знали похмелья. Но оставлю историю в покое и продолжу свой рассказ.
Блистающее римское войско встретило нас, ощетинившись копьями, в нескольких милях от своего города на берегу серебристой речки, впадающей в главную реку этих мест – величественную Альбулу. Это название противоречило желтым водам реки, и, видимо, поэтому позже римляне переименовали ее в Тибр. Наши вожди спешилиь, от – дав угасов коневодам, Бренн и Тапрокен вышли вперед, призывая своих людей храбро сражаться и отомстить коварном врагу за предательство и убийство предводителя сенонов.
Кричал и бесновался перед вражеским войском Гер, скинув с себя одежду. Доспехи, доставшиеся ему от короля Дунваллона, Гер носил с гордостью, но сражаться в них так и не привык. Как большинство кельтов, он бился, обнаженный до пояса. Огненная Голова, понося и оскорбляя врага, демонстрировал всем свои мускулы, размахивал дубинкой строил ужасающие рожи. Римляне молчали, стисну зубы.
Наше войско ринулось вперед навстречу врагу вслед за своими предводителями. Я чувствовал, как распалились вокруг меня воины, как во мне самом всколыхнулась волна возмущения, ненависти и жажды мщения. Война, яростная и бешеная, заставляла вскипать кровь настоящих мужчин. Под вой боевых рогов мы мчались во главе воинственной орды, сминая строй врагов. Они бежали перед нами в ужас и кричали:
– Лемуры! Лемуры!
Распаленные боевым огнем, наши воины кинулись вслед беглецам в надежде завязать с ними бой. Некоторые остановились, изумленно уставившись вслед убегающему римском воинству. Бренн хохотал до икоты.
Большинство римлян все же были втянуты в сражение наступающими сенонами. Сын погибшего Апроторикса яростно крушил топором убийц своего отца. Часть римлян, стремясь переправиться через Тибр, прыгали в реку. Большинство из них не добрались до другого берега, ослабев под тяжестью оружия и одежды. Те же из них, кто достиг противоположного берега, разбежались по окрестностям. Остальные римляне были или настигнуты и убиты нашими воинами, или укрылись за стенами Каменного Города.
Я остался подле Бренна, давшего своим людям команду остановиться. Он предоставил молодому вождю сенонов возможность самому отомстить за отца. К нам подъехал так и не спешившийся Гвидион, редко принимавший участие в битвах, подошли еще несколько вождей в ожидании дальнейших решений нашего предводителя.
Воины хохотали, обсуждая бегство врага, хвастались друг перед другом трофеями. Вернулся Тапрокен в сопровождении нескольких сенонов. Осознавая всю важность своей миссии, он, преисполненный гордостью, говорил, подражая Бренну, криво улыбаясь и растягивая слова:
– Мои разведчики донесли, что жители Рима спешно вывозят свое имущество и укрепляют для обороны крепость на холме посередине города. А перед самим городом нет заставы.
Бренн быстро принял решение:
– Мы выступаем. Похоже, нас там еще не ждут.
При меркнущем свете вечернего неба мы подошли к стенам Каменного Города. Его огни были погашены, ворота не оборонялись, и никого не было видно. Мы расположились вокруг огромным лагерем, решив не рисковать. Хотя город и имел заброшенный вид, Бренн опасался засады или ловушки и решил войти в город при свете дня.
Теплая летняя ночь застала нас за разведением костров. Мы выставили усиленную стражу и в надежде на завтрашнюю богатую добычу мирно заснули.
Хмурое утреннее небо было затянуто серыми облаками. Каменный Город, покорный и смиренный, стоял перед нами. Под предводительством Бренна мы вошли в Великий Рим, готовые к любым неожиданностям.
Странный это оказался город. Ему далеко было до изысканной роскоши Города Солнца, до красоты и благородства Эринирского замка. Он не был похож на кельтские города, в которых мне приходилось бывать. Вместо тумана по земле струилась поземка из песка, иногда он поднимался и кружил, засыпал глаза. Рассвет играл мертвенными бликами на каменных дворцах и храмах утопающих в грязи улиц.
Призрачный, пустой город. Мы брели по его каменной мостовой, изумленно оглядываясь. У меня по загривку бегали мурашки, я спиной ощущал Вечность. В этом городе жили боги, чужие боги. Но мне не было разницы, свои или чужие, я верил во всех богов и не поклонялся никому.
Хмурое небо прояснялось. Облака расползались, и в разрывы между ними хлынули розовые полосы утреннего солнца, вспыхнув на крышах, расцветив город, подняв настроение победителям.
Мы вышли на центральную площадь, перед нами открылся величественный вид римских храмов и крепость на холме, который назывался Капитолийским. По виду крепости можно было сразу сделать вывод, что она готова к обороне, то же подтверждали и прежние донесения разведчиков.
Озадаченные странным безлюдьем, мы озирались по сторонам, наблюдая, как ветер метет по каменной площади пустынного города серый песок. Но оказалось, что мы в городе все-таки не одни. Поэннинцы вслед за Бренном вломились в один из великолепных домов-дворцов на центральной площади. Посреди внутреннего чертога стояло кресло из слоновой кости, достойное королей. В нем восседал величественный старец с длинной бородой в великолепных одеждах, украшенный венком и драгоценностями. В его руках был оправленный в золото жезл из слоновой кости. На мгновение мне показалось, что это и есть один из местных богов, так гордо, независимо и смело он держался перед нашей оравой.
Одни бросились грабить дом, другие изумленно и благоговейно столпились перед сидящим человеком. Бренн почтительно заговорил с ним, но старец безмолвствовал, глядя в одну точку. Бренн наклонился к нему, хотел убедиться, что это не статуя, и потрогал его. Старец неожиданно ударил принца жезлом. Разъяренный Бренн размозжил ему голову, ударив плашмя своим мечом. Кельты подняли шум, сдирая со свалившегося с кресла старика украшения. Бренн прихватил жезл убитого и, шатаясь, пошел прочь. Рана на виске кровоточила, окрашивая в красный цвет его волосы.
На улице столпились воины, изумленно рассказывая, что обнаружили старцев и в других домах. Их не решались убивать, боясь, что это колдуны или боги. Бренн хохотнул:
– Человек не в силах убить бога, не так ли, Гвидион? – и показал всем свой окровавленный меч. – Убивайте всех, кого встретите в этом проклятом городе, который трусливо бросает стариков на растерзание врагам.
И, обращаясь к Гвидиону, обиженно добавил:
– Надо же, самую болезненную рану, которую я когда-либо получал, мне нанес дряхлый старик.
Гвидион усадил брата на землю и, промывая рану на виске, сказал:
– Это царапина, а не рана, просто много крови. У старика недостало сил для хорошего удара. Привыкай, Бренн, теперь каждая нанесенная рана может быть опасна, у тебя нет больше прежней неуязвимости.
Бренн зло прошипел:
– Я сожгу этот проклятый город, уничтожу его, сотру с лица земли.
– Этот город невозможно уничтожить! Даже если ты разрушишь его до основания, сожжешь, а пепел развеешь по ветру, этот город будет жить. – Гвидион хотел перевязать брату голову, но Бренн оттолкнул его. Друид сердито продолжил: – Даже если ты уничтожишь всех римлян и всех, кто помнит об этом городе, он возродится из руин и поднимется с прежним величием. Его построили боги, и сделали они это не только на земле, но и на небесах.
Бренн насмешливо посмотрел на брата.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что это обитель богов? – спросил он.
Гвидион покачал головой:
– В их храмах жили боги, но римляне помогли им уйти. Сейчас здесь нет никого, но, когда мы уйдем, боги снова вернутся сюда.
– А если мы не уйдем? Мы уйдем, – убежденно заявил Гвидион, – мы уйдем, как мы ушли из Антиллы, заберем добычу и уйдем, потому что на нашей стороне лишь кратковременное везение, а на стороне римлян – Вечность.
– Вечности нет! – заорал Бренн.
Его раздражало, когда брат начинал выражаться неопределенно и туманно. Он покинул Гвидиона и
