тысяч взяли и получили десятку и пять по рогам… Так они из меня кровь стаканами пили, потому что мне всего восемнадцать месяцев дали, е-мое. За семейную драму. А им – по десятке и пять по рогам. Вот они из меня кровь стаканами и пили, е-мое… Шофера они убили сразу, а женщину-красавицу, инкассатора, повалили сперва и навалились на нее все вчетвером… А у меня семейная драма была е-мое. Ты семейную драму знаешь?»
И Рыбнадзор начинал свой рассказ сначала. Так он и ходил кругами всю дорогу, прерываемый время от времени бабьим голосом Шкипера, – при упоминании имени Рената-татарина, того охватывали сладостные мечты о татарках, у которых все поперек.
До Астрахани мы так и не доехали, а остановились в нескольких километрах от города ночевать на дебаркадере – так называлась плавучая пристань с маленьким домиком в центре, где Шкипер служил ночным смотрителем. Он охотно согласился за небольшую доплату предоставить нам ночлег в домике, и мы начали раскладывать свои спальные мешки в небольшой комнатке, торжественно названной им «зал ожидания». Все мы очень устали и мечтали поскорей уснуть, чтобы не проспать свой ранний рейс в Москву.
Но эта мечта так и не сбылась. Сначала загрохотал мотором «Насти» Шкипер, отправляясь вместе с Рыбнадзором покупать водку на заработанные у нас деньги. Не успели они отбыть, как по трапу дебаркадера затопали громкие шаги и громкий женский голос, очень похожий на голос Шкипера, выкрикнул:
«Митрий, где картошка? Картошку привезли?»
Не получив ответа, хозяйка голоса протопала мимо нашего зала ожидания на другой борт дебаркадера, где обнаружила, что «Насти» у причала нет. Задохнувшись от возмущения, она с воплем: «Неужто к татаркам поехал, проклятый?» стала распахивать все двери подряд и, в конце концов, обнаружила нас. Несмотря на грубую одежду и оплывшую фигуру лицо ее еще хранило следы былой привлекательности – уж не в ее ли честь моторка Шкипера была названа «Настей»?
«Вы кто такие будете? – грозно спросила Настя и приготовилась было гнать нас в шею, но одумалась. – Это вас, что ль, Митрий с дельты сегодня припер?»
На миг призадумавшись, она сложила в уме два и два и получила искомый ответ:
«Ну да, раз вы ему заплатили, так он водкой отовариваться поехал».
Как ни странно, этот вывод ее успокоил и примирил с нашим присутствием:
«Ладно, спите себе, я вам мешать не буду».
И протопала на верхнюю палубу – ждать Митрия, – протопала и затихла. Но спать нам так и не пришлось. Только замолкли «астины шаги по трапу, как на сцену явилось новое действующее лицо. Сначала невидимое, оно неуверенно запело за сценой, нащупывая то ли мелодию, то ли слова, то ли и то, и другое:
«Белое море, белый пароход!»
Потом уже уверенней и громче:
«Синее море, синий пароход!»
Рокот мотора приближающейся «Насти» поглотил пение, и оно утонуло в шуме, поднятом ее тезкой при виде Шкипера и Рыбнадзора, сгружающих на палубу ящик водки. Мы все еще тщетно пытались заснуть под звуки нарастающего между Настей и Шкипером скандала из-за какого-то пропавшего мешка картошки и не сразу заметили, что вокалист потихоньку проскользнул в зал ожидания и норовит втиснуться между нашими телами в спальных мешках.
«Холодно мне, – бормотал он, распространяя вокруг сильный запах водочного перегара, и старался потесней прислониться к одной из наших женщин. – Холодно мне, вот я и замерз».
Женщины завизжали, мужчины начали выбрасывать Пьяного вон из комнаты, – стало совсем не до сна. В проходе появился Рыбнадзор. Увидев Пьяного, который рвался обратно в зал ожидания, повторяя, что ему холодно, вот он и замерз, Рыбнадзор, минуя фазу кефали, сразу приступил к деловому разговору:
«Ты в тюрьме сидел, е-мое?» – спросил он строго.
«Обязательно! – охотно отозвался Пьяный. – Получил десятку и пять по рогам».
Ответ Пьяного поразил Рыбнадзора в самое сердце. Он схватил Пьяного за плечи, притянул к себе и начал вглядываться в его лицо. Пьяный заморгал и затих.
«Да ведь это точно он, Змей едучий!» – заорал Рыбнадзор в восторге. – Получил десятку и пять по рогам, е-мое! Точно он, Змей едучий! Если б это был Ренат-татарин, я б его сразу узнал! Значит, выходит, точно он, е-мое!»
На шум по трапу спустились с палубы Шкипер с Настей, все еще продолжая выяснять, куда девался мешок картошки.
«Небось, ты его не покупал, а деньги пропил?» – настаивала Настя.
«Да купил я его, купил! И тут, у мостков, поставил», – не соглашался Шкипер.
«Так куда же он делся, если ты его тут поставил? Сам взял и ушел, что ли?»
«Может, его украл кто?» – предположил готовый на все Шкипер.
«Да кто мог его украсть? Его один человек унести не может», – шла в наступление Настя.
И тут в разговор вмешался Рыбнадзор:
«Да он его и украл, Змей едучий! Он это, он, Змей едучий, точно он, е-мое! Получил десятку и пять по рогам! Если бы Ренат это был, татарин, я б его сразу узнал! Он из меня в тюрьме кровь стаканами пил. Выходит, это он картошку украл, е-мое!»
Настя поверила Рыбнадзору не сразу, а сперва занялась расследованием дела о пропавшей картошке. Она спросила у Пьяного:
«Ты куда мою картошку девал?»
«Съел», – громко икнул Пьяный.
«А мешок куда девал?»
«И мешок съел!»
«Да кто ж тебе позволил – чужую картошку есть? Да еще с мешком! Она ж денег стоит!»
«Отдавай картошку!» – взвизгнул Шкипер, осчастливленный этим новым поворотом дела, отводящим от него все Настины обвинения. Пьяный еще раз икнул и сел на пол, намереваясь лечь. Но Рыбнадзор не позволил ему прохлаждаться, – он понял, что наступил его звездный час, когда он сможет, наконец, с лихвой получить сдачу за всю причиненную ему несправедливость. Он схватил Пьяного подмышки и поволок его к сходням, приговаривая:
«Пошел вон, Змей едучий! Ты из меня в тюрьме кровь стаканами пил, так я из тебя теперь хоть ложкой зачерпну! Он два миллиона триста тысяч взял, женщину-красавицу, инкассатора, убил, е-мое, и глаза ей выколупал».
«Если у него два миллиона триста тысяч есть, пусть он мне деньги за картошку вернет», – рассудительно решила Настя, глядя, как Рыбнадзор тащит Пьяного по проходу. Пьяный упирался ногами в пол, не соглашаясь, чтобы его выбросили в темноту. Рыбнадзор приналег:
«…женщину-красавицу, инкассатора, убил, е-мое, и глаза ей выколупал. Это чтобы по глазам не узнали, кто ее убивал. Потому что у мертвецов в глазах все отпечатывается, как в зеркале, е-мое…»
Пьяный стал отбрыкиваться так сильно, что Рыбнадзор устал и сел рядом с ним, – передохнуть. Тогда на смену ему пришел Шкипер.
«Так ты отдашь картошку или не отдашь?» – повторял он, ногой подталкивая Пьяного к сходням, но Пьяный довольно ловко уворачивался и катился обратно.
«Холодно мне, – причитал он при этом. – Пустите меня погреться. Холодно мне, вот я и замерз».
«А мне в тюрьме холодно не было, когда ты из меня кровь стаканами пил? – поддержал разговор Рыбнадзор, но уже без прежнего пыла. – Так я из тебя сейчас хоть ложкой зачерпну, е-мое…»
«Мне тоже что-то холодно стало, – присоединился Шкипер, тоже уставший от безрезультатной борьбы с Пьяным. – Пойти, что ли, еще водочки принять?»
И тут же позабыв про Пьяного, загрохотал сапогами по ступенькам трапа. Настя задумчиво поглядела ему вслед, раздумывая, не пойти ли и ей принять немного водочки. Решив, по-видимому, пойти и принять, она тоже махнула рукой на Пьяного, так и не получив компенсации за исчезнувший мешок картошки. Рыбнадзор хотел было тоже пойти за ними, он даже сделал попытку приподняться с места, но силы оставили его. Он свернулся калачиком рядом с Пьяным, который, снова пожаловавшись, что ему холодно, придвинулся к Рыбнадзору поближе. И оба мирно захрапели спина к спине.
