— О да! Я и не думал, что на это уйдет много времени.
— Если позволите узнать, каково решение? — озабоченно сдвинув брови, поинтересовался молодой священник.
— Принцессу приговорили к сожжению на костре…
Алдус ахнул.
— Вы ведь говорили мне, что ее отправят в отдаленный монастырь, дадут возможность молиться о спасении души!
— Вы не позволили мне закончить! — сердито заметил Люкин. — Ее не сожгут, если она публично отречется от своих убеждений. Кстати, завтра мы отправляемся в Кайбурн. — Люкин довольно потер руки. — Нелепый поход будет завершен, а затем король отошлет свою сестрицу в монастырь Святого Джиллиана, тогда нам нечего опасаться.
Алдус кивнул, немного успокоившись. Он согласился помочь епископу заманить Атайю в ловушку только при условии, что ей сохранят жизнь и она сможет вымолить у Бога прощение за содеянные грехи. О губительной силе заклинания блокировки ему было известно, но он надеялся, что молитвами добросердечных монашек свершится чудо и Атайя не погибнет.
Лукин строго взглянул на Алдуса.
— Надеюсь, вы не изменили принятого решения?
— Н-нет-нет…
— Замечательно. Я пришел сообщить вам о еще одном задании короля. Капитан гвардии только что вернулся из Рэйки и привез с собой другого колдуна… с иностранной фамилией… Маклауда! Его величество желает, чтобы вы заблокировали и его магию. Думаю, трудностей не возникнет. Он в неважном состоянии.
Алдус задумчиво кивнул.
— Тогда пошли!
Только когда Алдус наклонился к лампе, чтобы погасить свет, он вспомнил о найденном им пергаменте.
— Кстати, епископ, я обнаружил здесь нечто такое, что непременно должно заинтересовать его величество и, возможно, изменить его решение относительно судьбы Атайи. — Он протянул пергамент Люкину. — Родри пишет, что почувствовал, как король Кельвин первым применил против Атайи одно из заклинаний, а она лишь защищалась, причем действовала инстинктивно. Здесь упоминается также о дне похорон Кельвина, о том, что Атайя явилась в собор для того только, чтобы попрощаться с отцом.
Лицо Люкина помрачнело, и чем дальше он читал, тем больше хмурился.
Алдус отступил назад, подозревая, что епископ в ярости швырнет пергамент в огонь.
— И что меняет эта писанина, отец Алдус?
— Эти записи служат доказательством того, что Атайя не убивала отца намеренно… — растерянно ответил Алдус.
Епископ стиснул зубы.
— Мне кажется, вы все еще сохраняете верность этой еретичке. Учтите, что ваше положение тоже слишком зыбко. Если архиепископ найдет вашу преданность церкви недостаточной, то сразу же подпишет приказ о проведении церемонии отпущения
Алдус почувствовал, направляясь к двери вслед за епископом, как к щекам прилила кровь. Он оглянулся на быстро чернеющую, скручивающуюся со всех сторон записку Родри и невольно представил, как огонь охватывает человеческое тело.
Выйдя из палаты покойного колдуна, Алдус надел капюшон, скрывая под ним отражавшееся на лице смятение. С того самого момента, когда им было принято решение предать Атайю — для ее же блага, естественно, для спасения ее души, — он страстно просил Бога, не просил, умолял, наставить его на путь истинный, указать верную дорогу.
Вспоминая о найденном документе, от которого теперь не осталось ничего, кроме кучки пепла, Алдус с ужасом понимал: он обнаружил этот пергамент не случайно. Это сам Господь ответил на его мольбы…
Глава 20
Когда они ехали в Кайбурн, ее охраняло еще большее количество солдат, чем по дороге в Делфархам. Атайя злорадно улыбалась: Дарэк предпринял все возможные меры предосторожности и хотел, чтобы мероприятие «отречения» прошло без неприятных неожиданностей.
На горизонте уже показались приземистые домишки окраин Кайбурна, а Атайя еще не знала, что скажет народу. Все это время она напряженно искала пути побега, но ничего не приходило в голову. Если бы ей дали возможность увидеться с Алдусом, можно было уговорить его снять блокировку с ее колдовства, но на эту просьбу ей отвечали отказом с того самого дня, как арестовали девять дней назад.
Атайя нахмурила брови, пытаясь точнее вспомнить, как долго она находится в неволе, но сознавала, что некоторые эпизоды из недавнего прошлого выпали из памяти — скапливавшаяся в мозге магия давала о себе знать. Первые признаки происходивших в ее голове процессов пока не представляли собой ничего страшного, и принцесса старалась убедить себя, что ее забывчивость — результат утомительной поездки и эмоционального перенапряжения. Ей необходимо было подумать сейчас о гораздо более важных вещах.
Слухи о приезде в Кайбурн короля давно распространились по городу. На улицах процессию встречали толпы народа. Впереди ехала украшенная задрапированной дорогой тканью, отделанная золотом карета его величества. За ней — экипажи епископа Люкина и Алдуса. В третьей карете ехала Атайя, а в последней — какие-то люди короля. Замыкал шествие эскадрон гвардейцев в малиновых ливреях, возглавляемых капитаном Парром.
Человек, занимающий столь высокий пост, непременно должен был оказать поддержку королю и принять участие в вынесении приговора… Лишь обстоятельства крайней важности могли заставить его пропустить столь значительное мероприятие…
Процессия приостановилась, и по поднявшемуся шуму Атайя догадалась: Дарэк вышел из кареты и пересел на лошадь, чтобы показаться своему народу. Это был его первый визит в Кайбурн в качестве короля. Люди свистели и восторженно кричали, встречая нового правителя.
— Да здравствует король Дарэк! — доносилось из толпы. — И смерть колдунам! Долой детей дьявола!
Атайя задернула занавески и устало откинулась на подушки. Даже погода в этот день выдалась под стать состоянию ее души: было пасмурно и прохладно.
Наконец карета остановилась, и у принцессы сжалось сердце. Выглянув в окно, она узнала место: ее предположения оказались верными, король с епископом решили привезти «еретичку» на центральную площадь города перед Кайбурнским собором. Сегодня здесь собралось невероятное множество людей.
Когда король слез с серого пятнистого жеребца, епископ Люкин и отец Алдус вышли из своей кареты. Епископ передал двум стражникам какую-то коробку. На рукоятках кинжалов воинов были надеты кожаные чехлы: Алдус мог не опасаться воздействия корбалов.
Наконец очередь дошла до нее. Солдаты открыли массивные металлические засовы на дверях кареты, и Атайя ступила на подножку. Почувствовав приступ головокружения, она чуть было не упала, но вовремя схватилась за дверцу и удержалась на ногах.
— Убийца! — рявкнул кто-то пронзительным голосом где-то совсем рядом. — Это она убила нашего Кельвина!
Атайя не повернула головы, чтобы увидеть, кто кричит, лишь крепко стиснула зубы и проследовала за
