– Ответы.
Они обыскали ящики письменного стола, ночную тумбочку, шкафы, забитые папками, пролистали записные книжки, найденные под кроватью, и наконец на кухонной стене обнаружили написанные карандашом номера телефонов без имен. Петер хмуро усмехнулся, подчеркнул ногтем один из номеров и набрал его.
Для столь позднего часа на другом конце провода ответили довольно быстро. Петер сказал:
– Дед, сейчас буду у тебя со своим другом Ренко.
Шиллер-старший бродил по комнате в шелковом ночном халате и бархатных шлепанцах. Комната была устлана восточными коврами и мягко освещалась лампами под абажурами из цветного стекла.
– Я все равно не спал. Полночь – лучшее время для чтения.
Было видно, что банкир строго разграничивает работу и личную жизнь: на полках стояли не тома постановлений по банковскому делу, а книги по искусству; под светильниками, умело расставленными чьей- то рукой, чтобы создать наиболее выгодное освещение для коллекций небольших по размеру редкостных диковинок, размещались: фигурка дельфина греческой бронзы, черепа из сахара и нефрита из Мексики и гипсовая китайская собачка; потемневшая от времени икона Богородицы находилась на своем традиционном месте – в верхнем углу, который считался бы красным углом в дореволюционной русской избе. Толстая деревянная доска, на которой была написана икона, растрескалась, лик Богородицы стал почти коричневым, отчего глаза ее светились теперь еще более ясно.
Шиллер налил чаю в позолоченную чашку. Он наклонялся тяжело, всем корпусом, и Аркадий догадался, что под халатом у него корсет.
– Извините, варенья нет. Я помню, что русские любят чай с вареньем.
Петер расхаживал по комнате.
– Ходи-ходи, – сказал Шиллер. – От этого ковер лучше только становится, – он обратился к Аркадию: – Мальчишкой Петер выхаживал по этому ковру взад и вперед целый километр. У него всегда был избыток энергии. Ничего не поделаешь.
– Откуда у американца твой номер? – задал вопрос Петер.
– Это все его книга, его бездарная книга. Он из тех, кто роется на кладбищах и думает, что делает большое дело. Он без конца донимал меня, но я отказывался беседовать с ним. Подозреваю, что он назвал мое имя Бенцу.
– Банк с этим не связан? – спросил Аркадий.
Шиллер позволил себе слабейшее подобие улыбки.
– «Бауэрн-Франкония» скорее вложит капиталы в обратную сторону Луны, чем в Советский Союз. Бенц обращался ко мне по личным делам.
Петер сказал:
– Бенц – сутенер. Он содержит свору проституток на автобане. По каким делам он к тебе обращался?
– Насчет недвижимости.
– Было деловое предложение? – спросил Аркадий.
Шиллер отхлебнул из фарфоровой чашки.
– До войны у нас был свой банк в Берлине. Мы не баварцы, – он бросил озабоченный взгляд на внука. – Но это уже проблема Петера, его воспитывали не для того, чтобы он стал деревенским пьяницей. Так или иначе, семья жила в Потсдаме, недалеко от Берлина. Была также вилла на побережье. Я много раз рассказывал Петеру о наших прекрасных домах. Мы потеряли все. И банк, и дома остались в советском секторе. Сначала они оказались в руках русских, а потом отошли к Восточной Германии.
– Мне казалось, – заметил Аркадий, – что после воссоединения частная собственность возвращается хозяевам.
– О да! Но на нас это не распространяется, потому что новый закон исключает имущество, конфискованное в период с 1945 по 1949 год. А мы именно тогда и лишились своей собственности. Во всяком случае, так я считал, пока в дверях у меня не появился Бенц.
– И что он сказал? – спросил Аркадий.
– Он представился агентом по торговле недвижимостью и сообщил мне, что точное время конфискации дома в Потсдаме находится под вопросом. Когда здесь правили бал русские, многие имения годами попросту пустовали. Документы либо были утеряны, либо сгорели. Бенц сказал, что может предоставить мне документацию, которая поможет подтвердить мои права, – Шиллер всем корпусом повернулся на стуле. – Это касалось и тебя, Петер. Он сказал, что, возможно, будет в состоянии помочь нам и с виллой, и с земельным участком. Тогда мы получим их обратно.
– Во что это обойдется? – спросил Петер.
– Ни во что. Просто в обмен на информацию.
– Банковскую информацию?
Шиллер оскорбился.
– Из личной жизни, – банкир сбросил шлепанцы. Ноги были в синих пятнах, с пожелтевшими ногтями. Два пальца отсутствовали. – Обморозился. Мне бы жить в Испании. Знаешь, Петер, принеси коньяк! Что-то меня знобит.
Аркадий спросил:
– Что вы делали на Восточном фронте?
