– Согласны, что Ирина была сегодня на уровне?
– О да, – ответил он.
Хозяйка галереи стояла в дверях зала с бокалом в одной руке и сигаретой в другой.
– У нее удивительный голос. Вас она убедила?
– Полностью, – подтвердил Аркадий.
Она бесшумно вошла в зал. Он только слышал, как она коснулась плечом стены.
– Мне хотелось разглядеть вас получше.
– В темноте?
– Неужели вы не видите в темноте? Должно быть, вы неважный следователь.
У нее была странная, вульгарно-надменная манера держаться. Он вспомнил о двух противоречивших друг другу опознаниях ее фотографий, проведенных Яаком: г-жа Маргарита Бенц, немка, остановившаяся в гостинице «Союз», и Рита, валютная проститутка, эмигрировавшая в Израиль за пять лет до того. Фрау Бенц бросила тем временем окурок в бокал, поставила его на видеомагнитофон и передала Аркадию спички, чтобы он дал ей прикурить очередную сигарету. Кончики пальцев у нее были тверды, как зубья бороны. Когда Аркадий впервые увидел ее в машине Руди, он назвал ее про себя викингом. Теперь ему на ум пришла Саломея.
– Продали? – спросил он.
– Макс должен был вам сказать, что такую картину за минуту не продашь.
– А сколько надо?
– Недели.
– Чья это картина? Кто продавец?
Она расхохоталась, выпуская дым:
– Ну и вопросы, скажу вам. Прямо в лоб.
– Я впервые на вернисаже. Просто любопытно.
– Только покупателю нужно знать продавца.
– Если это русский…
– Давайте серьезно. В России никто не знает, у кого что есть. Там у кого она в руках, тот ею и владеет.
Аркадий проглотил выпад.
– И сколько же, по-вашему, вы получите?
Она улыбнулась, так что он знал, каким будет ответ.
– Есть еще два варианта «Красного квадрата». Каждый оценивается в пять миллионов долларов, – казалось, она с удовольствием перекатывала цифру во рту. – Зовите меня Рита. Друзья зовут меня Ритой.
На экране появился исполненный в тревожных зеленых тонах автопортрет Малевича в черном костюме, рубашке с высоким воротом.
– Думаете, он действительно собирался уехать? – спросил Аркадий.
– У него лопнуло терпение.
– Вы уверены в этом?
– Вполне.
– А как вы уехали?
– Дорогой мой, я заработала свой выезд передком. Вышла замуж за еврея. Потом за немца. На такие вещи нужно решиться. И на вас я захотела взглянуть, чтобы понять, готовы ли вы рискнуть.
– Ну и как, по-вашему?
– Еще не совсем готовы.
«Интересно, – подумал Аркадий. – Возможно, Рита способна лучше понимать меня, чем я сам».
– Некоторые ваши гости, – сказал он, – подозревают, что после падения Стены здесь появилось слишком много русских.
– Не русских слишком много, – в момент сообразила Рита, – а других немцев. Западный Берлин был чем-то вроде особого клуба, а теперь это просто немецкий город. Все восточноберлинские ребятишки постоянно слышали о западном образе жизни. Теперь они оказались на Западе, и все хотят быть панками. Их отцы – неисправимые нацисты. Когда пала Стена, они буквально хлынули сюда. Неудивительно, что западные берлинцы бегут, подхватив подол.
– Вы собираетесь бежать?
– Нет. Берлин – это будущее. Это то, чем станет вся Германия. Берлин – открытый город.
Они вчетвером сидели за ужином во дворике ресторана на Савиньи Платц. Макс, словно режиссер театра после премьеры, наслаждался тем, как постепенно утихает ажиотаж, безудержно восторгался Ириной, будто она была ведущей актрисой в его спектакле. Ирина была цен гром торжества. Казалось, что свет свечей и блеск хрусталя направлены на нее одну. Рита сидела на том же стуле, что и в видеофильме.
