– Так что это чистейшей воды спектакль. И почему прицепились именно ко мне? Ведь должны были знать, что я им крепко навешаю.
– Их было пятеро. Пятерым и в голову не могло прийти, что им навесит один. Тем более в Индиане.
– Может, я был в баре единственным чужаком.
Хелен окинула улицу взглядом.
– Вы ведь в «Метрополь паласе» остановились?
Он кивнул:
– Не так уж нас там и много.
– Но я звонила, и мне сказали, что вы у них не числитесь.
– В гостиницах я всегда останавливаюсь под вымышленными именами.
– Зачем?
– Дурная привычка. Я же вам говорил, что у меня дурные привычки.
Они поднялись на крыльцо. В холле никого не было. Бар тоже был пуст, если не считать бармена.
– Пива, – заказала Хелен.
– Мне тоже, – сказал Ричер.
Они уселись за столик у зашторенного окна. Бармен принес две бутылки пива, стаканы и смесь орешков.
– Так под каким именем вас знают в «Метрополе»?
– Джимми Риз.
– Девчонке был нужен именно я. Не любой случайный чужак, а именно Джек Ричер.
– Вот как?
– Она спросила, как меня звать. Я сказал – Джимми Риз. Она на миг растерялась. Ну, типа: «Ты не Джимми Риз, ты Джек Ричер, мне только что сказали». Замялась, но сразу нашлась. Ей было велено завести Джека Ричера, и уж она собиралась поработать над ним по полной программе.
– Так кто же они?
– Кому известно мое имя?
– Полицейскому управлению. Может, копы?
– Я не для того приехал, чтоб им дело разваливать. Такое дело не развалить.
– Кто еще заинтересован?
– Розмари Барр. К тому же она знает, зачем я здесь.
– Не смешите меня, – заметила Хелен. – Розмари Барр – серая мышка, робкая секретарша при адвокате. Она бы и пытаться не стала. Не забудьте, вас просил вызвать Джеймс Барр. Значит, его сестра хочет того же. В ее интересах иметь вас здесь – живого, здорового и сообразительного.
Ричер сделал большой глоток пива и одобрительно кивнул.
Хелен вытащила из сумочки ручку, что-то написала на бумажной салфетке и подвинула к нему по столешнице со словами:
– Номер моего сотового. Та троица наверняка попала в больницу. А девушке точно известно ваше вымышленное имя. Так что можете угодить в беду. Если угодите, выслушайте Миранду и звоните мне.
– Спасибо, – сказал Ричер, забрав салфетку.
– По-прежнему хотите завтра уехать?
– Возможно. А возможно, еще поторчу – раскину мозгами, зачем кто-то хотел меня избить, чтобы защитить и без того стопроцентно ясное дело.
Григор Линский позвонил из машины Зэку по сотовому.
– У них сорвалось, – сообщил он. – Мне очень жаль.
Зэк молчал, что было хуже самого жестокого нагоняя.
– На нас им нипочем не выйти, – продолжал Линский. – Раз нету вреда, ошибка не беда.
– А если солдат обозлился? – сказал Зэк. – Тут-то и жди беды. Он все-таки приятель Джеймса Барра. Может, стоит на него еще надавить. Но не попадайся ему на глаза.
Ричер посадил Хелен Родин в такси, поднялся к себе и растянулся на постели. Вопросы, вопросы, вопросы. И как всегда, ключ ко всему – найти самый главный вопрос. Вопрос первый: дело и впрямь такое ясное?
Да, ясное. По всем меркам, самое что ни на есть доказанное.
Но это не главный вопрос.
Главный вопрос – на пленке в кассете Хелен Родин. Хриплый безнадежный голос Джеймса Барра: «Найдите Джека Ричера». Почему он это сказал?
Кто такой Джек Ричер для Джеймса Барра?
Вот он, главный вопрос.
Джек Ричер лежал в номере, уставившись в потолок. Пять минут. Десять. Двадцать. Затем он вытащил из заднего кармана салфетку с номером и позвонил. Хелен Родин ответила после восьмого гудка. Голос у нее был сонный.
– Говорит Ричер, – произнес он. – Какая погода была в ту пятницу в пять часов вечера?
– Погода? В пятницу? Было хмуро. Облачно.
– Это нормально?
– Не совсем. Обычно бывает солнечно – или дождливо. В это время года либо так, либо эдак. Большей частью солнечно.
– Было холодно или жарко?
– Ни то, ни другое. Приятная вроде стояла погода.
– У вас есть машина?
– Машина? Да. Но на службу я езжу автобусом.
– Завтра приезжайте на машине. Я приду к вам в офис в восемь утра.
– В чем дело?
– Завтра, – повторил он. – В восемь утра. А сейчас спите.
Ричер проснулся в шесть и вышел из гостиницы позавтракать. Нашел рабочую столовую, выпил кофе и съел яичницу. Уселся у окна, чтобы следить за улицей. Если вечером накануне за ним шли по пятам из гостиницы, логика подсказывала, что могут следить и сегодня. Но он никого не заметил.
Затем он пошел на север по Первой улице. На минутку присел на глыбу Эн-би-си спиной к башне – как человек, который пришел раньше и потому убивает время. Первым делом Ричер посмотрел на мужчин с газетами. Довольно распространенный способ маскировать наблюдение. Мужчины, курящие у дверей, – новые невидимки. Или мужчины с мобильниками.
Он начал изучать мужчину, который курил и одновременно разговаривал по сотовому. Коротышку лет шестидесяти. В его осанке угадывалась какое-то постоянное кривобокое смещение. Возможно, старая травма позвоночника. На нем был дорогой костюм с двубортным пиджаком, добротно пошитый, но не американского кроя. Прямой и просторный, слишком теплый для здешней погоды. Может, польский. Или венгерский. В любом случае – восточноевропейский. У мужчины были жидкие седые волосы и темные глаза.
Ричер посмотрел на часы: 7.55. Он соскользнул с полированного гранита и вошел в башню.
– Он здесь, – доложил Линский. – Только что поднялся наверх.
– Он тебя видел? – спросил Зэк.
– Наверняка.
– Пусть это будет в последний раз. Теперь держись в тени.
Ричер застал Хелен Родин на рабочем месте. На ней был тот же черный костюм, но с новой блузкой –