Я остановил коня и спрыгнул на землю. Ласточка, как и положено воспитанной лошади, тут же замерла рядом со своим кавалером, который несколько удивленно скосил на меня глаз, но выказывать свое недовольство столь резким изменением ритма движения не стал.
Я протянул руки навстречу Алии. Она спрыгнула прямо в мои объятия, и я поймал ее, не торопясь опускать на землю. Сейчас ее губы были так близко от моих, что я не смог удержаться и коснулся их. Маркиза робко ответила на поцелуй, — совсем не так, как ночью, это, был невинный, легкий поцелуй — но по всему телу пробежала приятная теплая волна, а душа затрепетала от любви и нежности к этой изумительной девушке…
— Алия, я… — Слова застревали в горле, я замялся, все еще держа ее в объятиях и боясь хоть на мгновение отпустить. — Прости, я, конечно, беден как церковная крыса, мое благородное происхождение является плодом твоей фантазии, я бываю груб и неотесан… и все же я был бы бесконечно рад и счастлив, если бы ты… если бы ты согласилась стать моей женой.
Ну вот и все. Слова сказаны… я всегда думал о браке как о чем-то совершенно далеком и меня ни с какой стороны не касающемся. Для десантника даже устойчивая длительная связь всегда тяжела, а уж брак — и подавно. Официально это, разумеется, запрещено не было, но что-то я ни разу ни о чем подобном не слышал. Раньше — и не раз — я слышал от женщин об их планах на предстоящее замужество, где мне отводилась весьма немаловажная роль — и это обычно становилось началом конца наших отношений.
Сейчас же я мечтал об этом больше всего на свете — я готов был горы свернуть ради того, чтобы услышать вырвавшееся из этих нежных губ заветное слово.
Но боялся я другого — подумаешь, проведенная вместе ночь.
Что бы я ни думал о наших нравах, здесь тоже пуритане и близко не ночевали — те же Рейн с Амандой… Да, выглядело это как связь мачехи и пасынка, так что, кто-то их осудил? Да черта с два!
Никому до этого нет никакого дела, разве что упомянут ненароком да понимающе ухмыльнутся. Нет, это не повод… а в остальном — я сказал истинную правду. Кто я? Известно кто — никто, и звать меня никак. Все, что есть за душой, — меч, конь, латы… Так и то в общем-то не свое, а так, с неба свалившееся.
Наши глаза встретились — два ослепительно-голубых озера, окаймленные длинными черными ресницами, смотрели на меня тепло и нежно. Нежный шелк волос, разбросанных по плечам, водопадом расплавленного золота спускался к талии, щекоча мои руки, эту талию сжимающие. Ее чувственные полные губы слегка приоткрылись…
— Да.
— Алия?
— Да, Стас… я согласна стать твоей женой. Более того, если бы ты молчал еще час, я сама сделала бы тебе предложение, тем более что, по твоим словам, у вас так бывает… не перебивай! Я люблю тебя, я давно люблю тебя, наверное, с самой нашей первой встречи. И брак… он не был бы мне так желанен, я ведь в любом случае твоя, вся, без остатка, но… ты сам понимаешь, этот наш поход… ты сам понимаешь, он вполне может закончиться плохо для нас… для всех нас или не для всех. И если мне придется умереть что ж, это судьба, а против судьбы не пойдешь, но мне будет не так страшно умирать, если я буду знать, что ты мой навеки. Нет в этом мире силы, которая может расторгнуть брак, только смерть разлучит нас.
— Любовь моя. — Мое горло перехватило, и я заметил, что впервые за последние годы что-то влажное застилает мне глаза, и эти слезы вызваны не ветром или песком, а совсем другим. — Милая, не надо говорить о смерти. Я смогу защитить тебя от всего, что только посмеет встать на пути нашего счастья.
Она прильнула к моим губам, на этот раз страстно и жарко, я чувствовал, как прижимается ко мне ее нежное тело, как ее руки обвивают мои плечи, как счастье переполняет все мое существо.
Прошла, наверное, вечность, прежде чем мы смогли оторваться друг от друга. Но и потом наши губы не смогли слишком долго находиться вдали друг от друга и слились в поцелуе снова, а затем еще раз и еще…
— Э-э… я, конечно, извиняюсь. — По голосу Рейна было совершенно ясно, что раскаяния он не испытывает ни в малейшей степени, а напротив, откровенно злорадствует. — Но позволительно ли мне будет спросить, чем вызвана остановка посреди дороги, кроме столь очевидных проявлений нежностей?
— Да вот, вас поджидали, — ответил я с ехидцей. — Вы же, если мне не изменяет память, хозяин этих земель, верно?
Рейн, похоже, был этим вопросом несколько огорошен, не ожидал — и только молча кивнул, вовремя не найдя подходящей к случаю фразы.
— И как далеко, любезный граф, простираются ваши полномочия?
Аманда мельком взглянула на Алию, затем на меня, и, очевидно, сделав какие-то одной ей известные выводы, тоже вопросительно уставилась на Рейна. Тот, попав в перекрестье взглядов, замялся.
— Ну… я даже не знаю, как далеко. Наверное, как угодно далеко.
— Как угодно далеко… — глубокомысленно протянул я, давая ему возможность самому осмыслить сказанное. — То есть безгранично, так? Казнить и миловать, строить и разрушать, дарить и отбирать, быть полководцем, правителем, священником, заступником, карателем. Вершить церковные обряды и пользоваться правом первой ночи, защищать страну от захватчиков, и самому выступать в этой роли, осыпать кого-то милостями, а других отправлять на дыбу — я ничего существенного не забыл?
— Так, мелочи, — с холодком произнес Рейн, несколько задетый моим задиристым тоном. — У меня еще, как и у любого дворянина, есть неотъемлемое право вызвать на поеди- нок любого нахала, который…
Аманда заразительно расхохоталась, ей тут же вторила Алия. Граф недоуменно уставился на свою подругу, которая честно пыталась остановиться и никак не могла, слезы текли из глаз.
— Что… почему… Связно ответить на столь ясно и понятно поставленный вопрос Аманда в данный момент не могла. Пришлось мне взять разговор в свои руки, поскольку поставленная цель была достигнута — я узнал все, что хотел, и попутно достал-таки мальчика, о чем втайне мечтал с самого начала нашего знакомства — уж очень часто он действовал мне на нервы.
— Ну, это просто прекрасно, глубокоуважаемый граф, что вы здесь и в самом деле столь абсолютный властелин, каковым я вас и считал. — Я замер перед Рейном в глубоком поклоне, хотя и вложив в него некоторую долю иронии, надеюсь, не слишком заметную. — В таком случае, мой лорд, вам совсем не трудно будет воспользоваться одной из Дарованных вам господом, законом и правом наследования привилегий, а именно…
— А именно… — все еще давясь от смеха, перебила меня Аманда, сочетать благородного рыцаря Стаса де Бурга… и маркизу Алию де Танкарвилль… законным браком.
Рейн ошалело уставился на нее, затем недоуменно перевел взгляд на меня, снова на нее — эта пантомима привела к очередному приступу смеха его подруги, и даже я, наблюдая за совершенно сбитым с толку графом, делал над собой героические усилия, чтобы хотя бы внешне сохранять серьезность:
Наконец до него дошло, что, несмотря на общее веселье, никто не шутит.
— Я… я, право, не знаю… этот обряд вообще-то должен проводить священник, а я… — мямлил он, но Аманда, отсмеявшись, взяла ход событий в свои руки.
— Ну, милый мой, ведь Стас совершенно прав. Ты здесь представляешь верховную власть во всех ее ипостасях. И хотя право провозгласить кого-либо мужем и женой всегда было неотъемлемой прерогативой священников, но в определенных ситуациях власть светская вполне может подменить собой власть духовную…
Рейн беспомощно посмотрел на Алию в поисках поддержки. Мда-а… уж там-то он ее точно не дождется. Маркиза утвердительно кивнула и послала графу милую улыбку, в которой ехидства было куда больше, чем всего остального. И он понял, что от навязанной ему роли священнослужителя отвертеться сегодня не удастся…
— Властью, данной мне богом и людьми, объявляю вас мужем и женой… Отныне сэр Стас де Бург имеет право именоваться также маркизом де Танкарвиллем, а маркиза де Танкарвилль имеет право именоваться также леди де Бург… хотя я бы ей этого не советовал. Вы можете поцеловать невесту, Стас, а мы дружно сделаем вид, что у вас с ней это впервые.
Я благоразумно пропустил шпильку мимо ушей — раз уж мальчику так хочется оставить за собой
