— На самом деле нет. Я думаю, что гражданское население должно приподнять свои толстые задницы и проголосовать так, чтобы вышвырнуть нынешних бездельников. Они должны взять все под контроль. Вот в чем состоит их долг. Это вторая по величине карта в основании карточного домика. Но и ее больше нет. Так что не говори мне о дезертирах. Почему солдаты не должны дезертировать? Где здесь улица с двухсторонним движением?
— Ты прослужил тринадцать лет и поддерживаешь дезертиров?
— При нынешних обстоятельствах я понимаю их решение. Именно из-за того, что прослужил тринадцать лет. У меня были хорошие времена. Я хотел, чтобы и у нынешних солдат они были. Я любил армию. И ненавижу то, во что она превратилась. Как если бы у меня была сестра, которая вышла замуж за подонка. Должна ли она соблюдать клятву, которую дала? До определенного момента да, конечно, но не более того.
— Если бы ты служил сейчас, ты бы дезертировал?
Ричер покачал головой.
— Не думаю, что у меня хватило бы смелости.
— Разве для этого требуется мужество?
— Для большинства парней — гораздо больше, чем тебе кажется.
— Люди не хотят слышать, что их любимые погибли напрасно.
— Я знаю. Но это не меняет правды.
— Я тебя ненавижу.
— Ничего подобного, — возразил Ричер. — Ты ненавидишь политиков и командующих, избирателей и Пентагон. И ты ненавидишь Дэвида за то, что он не дезертировал после первой поездки на Ближний Восток.
Воэн повернулась и огляделась по сторонам. Остановилась и закрыла глаза. Лицо ее побледнело, нижняя губа слегка дрожала. Она долго так стояла, потом заговорила тихо, почти шепотом:
— Я просила его. Я умоляла. Говорила, что мы сможем начать снова в любом месте, где он пожелает. Я сказала, что мы изменим имена, сделаем все, что потребуется. Но он не согласился. Глупый, глупый человек.
И она заплакала прямо посреди улицы, возле места своей работы. У нее подогнулись колени, она сделала неверный шаг, Ричер подхватил ее и крепко прижал к груди. Слезы Воэн промочили его рубашку. Содрогаясь всем телом, она обняла Ричера и спрятала лицо у него на груди. Она плакала о своей сломанной жизни, о разбитых мечтах, о телефонном звонке, раздавшемся два года назад, о визите капеллана, о рентгеновских снимках, грязных госпиталях, о бесконечном шипении респиратора.
Потом они вместе ходили взад и вперед по кварталу, без всякой цели, только для того, чтобы двигаться. Серое небо, набухшее дождевыми облаками, стало низким, в воздухе пахло влагой. Воэн вытерла лицо полой рубашки Ричера и провела рукой по волосам. Она поморгала, чтобы избавиться от слез, сглотнула и сделала несколько глубоких вдохов. Они вновь оказались возле полицейского участка, и Ричер увидел, как ее взгляд остановился на линии из двадцати семи алюминиевых букв на кирпичном фасаде. «Полицейский департамент Хоупа».
— А почему у Рафаэля Рамиреса ничего не получилось? — спросила она.
— Рамирес был другим, — ответил Ричер.
Глава
66
— Один телефонный звонок с твоего рабочего места все объяснит, — сказал Ричер. — Мы можем сделать его прямо сейчас, раз уж мы здесь. Мария ждет достаточно долго.
— Один звонок — но кому? — спросила Воэн.
— На базу военной полиции к западу от Диспейра. Тебя поставили в известность о них, а они знают о существовании полиции Хоупа. Поэтому они будут сотрудничать.
— Что я должна у них спросить?
— Попроси их переслать по факсу досье Рамиреса. Тогда они спросят: «Кого?» А ты им ответишь, что не нужно пороть чепуху, ты знаешь, что Мария здесь, а потому тебе известно, кто он такой. И еще скажи им, что с тех пор, как Мария у них побывала, прошло двадцать четыре часа, а этого времени достаточно, чтобы получить любую бумагу.
— И что мы узнаем?
— Они скажут, что две недели назад Рамирес сидел в тюрьме.
Факс в полицейском участке Хоупа был объемным старым устройством, которое стояло на отдельной тележке. Он с самого начала был неуклюжим и уродливым, а теперь стал потертым и грязным. Однако он работал. Через одиннадцать минут после того, как Воэн закончила говорить по телефону, аппарат зарычал, зашипел, засосал пустую страницу с поддона, а потом выплюнул ее уже с распечаткой.
Материала оказалось не слишком много. Им прислали лишь краткую справку. Скромный результат двадцати четырех часов бюрократических поисков. Однако причина состояла в том, что запрос делала армия, а отвечала морская пехота. Кооперация между различными подразделениями далеко не всегда была идеальной.
Рафаэль Рамирес служил рядовым в морской пехоте. В возрасте восемнадцати лет его отправили в Ирак. В девятнадцать оставили служить на второй срок. Когда ему исполнилось двадцать, Рамирес дезертировал, не дожидаясь третьего срока. Он находился в бегах, но через пять дней его арестовали в Лос-Анджелесе и отправили в Пендлтон, где его ждал военный трибунал.
Рамиреса арестовали три недели назад.
— Нам нужно найти Марию, — сказал Ричер.
Они нашли ее в номере мотеля. На кровати образовалась впадина, в которой она и устроилась, чтобы сохранить тепло и энергию. Ей нужно было как-то провести время и выжить. Мария осторожно открыла дверь, словно подозревала, что любые новости будут плохими. Выражение лица Ричера лишь утвердило ее в этих предчувствиях. Они с Воэн вывели девушку наружу и усадили на пластиковый стул возле окна ванной комнаты. Ричер взял стул от номера девять, а Воэн — от номера семь. Они поставили их на бетонной площадке так, что образовался тесный треугольник.
— Рафаэль был морским пехотинцем, — начал Ричер.
Мария молча кивнула.
— Он дважды был в Ираке и не захотел отправляться туда в третий раз. Поэтому около четырех недель назад он совершил побег и отправился в Лос-Анджелес. Может быть, там у него были друзья. Он вам звонил?
Мария не ответила.
— У тебя нет оснований для тревоги, Мария, — вмешалась Воэн. — Никто не собирается предъявлять тебе обвинение.
— Он почти каждый день мне звонил, — сказала Мария.
— Как у него шли дела? — спросил Ричер.
— Он был напуган. Напуган до смерти. Он боялся того, что стал дезертиром, боялся возвращаться.
— Что случилось в Ираке?
— С ним? Ничего особенного. Но он многое видел. Он сказал, что люди, которым мы должны были помогать, убивали нас, а мы убивали тех, к кому шли на помощь. Люди убивали друг друга. Жуткими способами. Это сводило его с ума.
— Поэтому он сбежал. И звонил почти каждый день.
Мария кивнула.
