очередным приключениям.
Глава 20
Филатову порой начинало казаться, что проселки России все на одно лицо. Но этого проселка, который начинался указателем «Б. Сестры – 2 км», он не спутал бы ни с каким другим.
Зачем ему нужно было заходить сюда? Забрать для Кайзера кольцо Ивана Грозного, которое для него самого ровно никакой ценности не представляло? Или поклониться праху Ядвиги Ольшевской, одной из сотен приметных людей, встречавшихся ему на пути? Юрий не задумывался над этим. Он просто свернул с большака и направился в сторону деревни.
Ярко-красные «Жигули» притормозили у обочины. Филатов, который «проголосовать» не успел, был этим весьма озадачен, тем более что над крышей автомобиля показались голова и плечи, смотревшиеся совершеннейшим диссонансом на этой осенней дороге в семь часов утра.
Девушка, которой больше восемнадцати мог дать только самый отъявленный пессимист, не дожидаясь, пока путник подойдет поближе, прокричала:
– Дедушка, тут до меня зеленый «запорожец» не проезжал?
Юрий, у которого к тому времени успела отрасти приличная бородка, не удивился, что в утреннем полумраке девушка приняла его за старика. Он просто ответил, подойдя к машине:
– Нет, бабушка, не видел я твоего «запорожца».
– Извините... – протянула девушка. – Может, подвезти вас?
– Не стоит, спасибо, – произнес Филатов, улыбаясь. – Мне недалеко. А что это вы в такую рань «запорожцы» теряете?
– Ну а вы почему в такую рань дорогу топчете? – парировала она. – И вообще, первый раз за всю жизнь вижу мужчину, который отказался со мной подъехать. Хоть километр. Или вы этот... Калека перехожая?
– Калика, – автоматически поправил ее Филатов. – А всю жизнь – это сколько?
– Ну... Много. Чао! – Она махнула рукой, и машина, обдав Филатова дымом, исчезла за поворотом. Тот только головой покачал.
Деревня Божьи Сестры встретила путника тишиной. Не обычной, предутренней, – мертвой тишиной, кладбищенской. Такой, какая бывает на старом заброшенном погосте. Ни одного дымка над хатами, ни малейшего признака жизни. «Да что они, перемерли все?» – с внезапным страхом подумал Филатов.
Филатов не стал подходить к заколоченной им несколько месяцев назад хате, где жила бабка Ядвига. Решил пройти чуть дальше, в сторону деда Степана. И уже около двери понял: нет деда: Дверь была подперта снаружи колом, и висел на ней ржавый замок. И торчала бумажка, завернутая в целлофан. А в бумажке было написано: «Степан Кузьмич Варламов умер 23 сентября 2006 года. Родственникам обращаться в администрацию по адресу: д. Горюново. Участковый В. Гончаров.»
Точно такие записки торчали в дверях изб и тех трех бабок, что оставались еще в деревне. Даты смерти отличались одна от другой всего несколькими днями – будто мор напал на селение в сентябре. Судя по числам, Степан успел похоронить всех старух, а вслед за ними отправился на погост и сам. Видно, его хоронили чужие; может, участкового предупредил, чтобы в деревню заглядывал, – мол, недолго мне уже осталось...
Филатов обошел всю деревню. Она была мертва.
Что ж, ему оставалось только забрать перстень, спрятанный за иконой в хате бабки Ядвиги, и отправиться дальше.
Тарахтение двигателя вывело его из задумчиво-созерцательного состояния. Филатов курил на завалинке одной из хат, и водитель зеленого «запорожца» его не заметил, проехав на окраину, прямо к дому деда Степана. Филатов, вспомнив, что именно такую машину разыскивала утром хозяйка красных «Жигулей», решил посмотреть, что это тут затевается. И увидел, спрятавшись за колодезным срубом, как высокий молодой мужчина, вооруженный гвоздодером, идет в сторону дедовой хаты, по-хозяйски открывает калитку, начинает ломать замок.
Филатову это не понравилось – если бы молодой человек был родственником покойного Степана, он непременно заехал бы куда надо и забрал ключ от дома, а не стал бы ломать двери. И шевельнулась в душе подозрительная мысль. А мужчина вышел из дома, неся в руках несколько книг, старинный подсвечник и какое-то еще имущество, – какое, Филатов не разглядел. А когда он вышел из дома второй раз, под мышкой он нес икону, которую дед, несмотря на свою партийность, не снимал, а в другой руке – картину, которую Степан привез в 45-м из поверженной Германии. На картине изображен был пейзаж с золотистыми облаками...
Незнакомец сложил все это на заднее сиденье машины, приладил назад замок, подпер, как было, дверь и... преспокойно отправился наискосок через улицу, к дому Ядвиги.
Теперь у Филатова не оставалось сомнений в том, что он наблюдал за мародером.
Иконный бум уже давно породил в стране много преступлений, сродни ограблению трупов. Любители поживиться узнавали разными путями о выморочных деревнях, храмах, практически не охранявшихся, о старинных иконах, которые кто-либо видел в красном углу полуразваленной хибары, где доживала свой век какая-нибудь старуха. Иногда за этими иконами они приезжали сами, иногда нанимали за бутылку местных алкоголиков, и уже те делали всю работу. Сибирские, уральские деревни, села Центральной России, убитые двадцатым веком, осквернялись мародерами на протяжении десятилетий, и очень редко удавалось прижать их.
Филатов, уже не скрываясь, отправился вслед за мужиком, который, ничего вокруг не замечая, отдирал от двери прибитые доски. Отодрал наконец, вошел в хату. Вслед за ним вошел и Филатов.
Мародер, став на табуретку, уже протянул руки к иконе Спаса.
– Не трожь! – грозно произнес Филатов.
Мародер вздрогнул, повернулся так резко, что слетел с хлипкой табуретки и с грохотом распластался на полу. Правда, он тут же вскочил, хватая со стола лежавший там гвоздодер, и бросился на Юрия.
«Нехилая у него реакция», – подумал тот, подныривая под руку с гвоздодером, охватывая ее своей правой рукой и одновременно сбоку нанося мужику удар левой по почкам. Мародер охнул, выпустил гвоздодер, а Филатов, оказавшийся сзади, мгновенно отскочил и носком сапога подфутболил мерзавца под зад, после чего тот отлетел к двери. А пока он там возился, Филатов поднял инструмент и сказал:
– Выметайся отсюда, скотина.
Второго предупреждения не потребовалось. Филатов вышел из дома вслед за мужиком, поддерживавшим левой рукой вывернутую правую.
Дальнейшее произошло в течение нескольких минут. Филатов с гвоздодером подошел к «запорожцу» и двумя ударами расквасил лобовое стекло машины. Холодная ярость, которая кипела в нем, нашла выход. Завершив экзекуцию над автомобилем, он повернулся к молча стоявшему мародеру и спросил:
– Сам повесишься или тебе помочь?
Мужик, нянча руку, ответил со стоном:
– Да кому нужны эти иконы в брошенных домах?
– Грабить эти дома – все равно что грабить покойников в могилах. Это первое. А второе – то, что такие, как ты, сукин сын, и в церковь залезут не моргнув. Я тут тебе лекции читать не стану. Снимай с себя все!
– Что?
– Раздевайся, я сказал! Ну!
Мужик, поняв, что Филатов не шутит, начал медленно стаскивать свитер. Когда на нем не осталось ничего, Филатов, в это время сливший с помощью найденной в багажнике резиновой трубки из бака машины прямо на землю литра два бензина, бросил туда шмотки и чиркнул спичкой. Голый мародер трясся от холода и страха. Смотреть на него было противно.
– А теперь... – Филатов не успел договорить. Удар монтировкой вышиб из него сознание, но в последнюю секунду перед тем, как вырубиться, он зафиксировал взглядом стоявшую вплотную к нему в угрожающей позе давешнюю хозяйку красных «Жигулей»...
Филатов недолго был без сознания. Очнулся он, лежа в одном белье около догоравшего костра. Невдалеке стояла машина красного цвета, ее контуры расплывались в глазах Филатова, на голове которого с левой стороны набухала огромная шишка. Череп, слава богу, выдержал.
