в стене нишу, прикрытую досками. За ними оказался объемистый железный ящик, на треть заполненный крупными самородками. Сверху лежал надежно упакованный небольшой пакет, в котором обнаружились две обандероленные пачки по десять тысяч долларов. Видимо, это была заначка Вероникиного мужа на черный день...
Вале, – он выяснил наконец, как звали девчонку, – он, по понятным причинам, ничего этого не показал, оставив ее ждать в полуразрушенной постройке непонятного назначения вдали от «схрона». Там он и нашел ее после того, как тщательно спрятал ящик, забрав оттуда только пакет с деньгами. Золоту еще предстояло дождаться своего часа, доллары же Филатов собрался отдать родственникам Вероники, если такие найдутся.
– Где ты живешь, Валентина? – спросил Филатов, когда через час они подходили к оставленному им у начала тропы джипу.
– В Оротуке, – ответила та. – Это далеко...
– Показывай дорогу, отвезу, – сказал Филатов, садясь за руль.
Дорога была ужасной, и только мощный вездеход, который достался от покойного сержанта, смог преодолеть бездорожье. Тем не менее часа через четыре они подъезжали к околице занесенной снегом крохотной деревни.
– Все, вылезай, – скомандовал Филатов, с тревогой глядя на показания счетчика. Девушка выскочила из машины и, не оглядываясь, потрусила по тропинке в направлении крайнего дома. За всю дорогу они так и не перемолвились ни словом.
Десантник развернул машину и тронулся назад. Он примерно представлял дорогу до Сусулена, но полностью проехать ее уже и не надеялся. И оказался прав – бензин кончился посреди леса, когда он уже был неподалеку от того места, откуда вела тропа в направлении лагеря. Поиски запасной канистры успехом не увенчались. Филатов чертыхнулся, захлопнул дверцу машины и на ночь глядя отправился в лагерь, собираясь переночевать в какой-либо постройке типа бывшего КПП, где была печка, а утром отправиться дальше.
Соседство трупов десантника не беспокоило. Он растопил «буржуйку» и улегся на столе, составлявшем, вместе с допотопным стулом, единственную мебель сторожки.
Проснулся Филатов на удивление поздно, сравнительно неплохо выспавшись, умылся снегом и углубился в лес, смутно припоминая, что во сне ему чудился шум вертолета.
От лагеря он успел отойти всего несколько километров. И тут откуда-то из-за деревьев послышалось:
– Стой, кто идет?
Юрий замер, потянувшись за пистолетом. Наперерез ему вышел солдат с автоматом, чего Филатов уж никак не ожидал. Служивый был не из здешних краев, скорее всего, судя по скулам и разрезу глаз, татарином откуда-нибудь из-под Казани. По-тамошнему Юрий его и поприветствовал:
– Салям алейкум, ашна! Чего охраняешь?
– Алейкум салям. Руки вверх!
– Подожди ты, руки вверх! Объясни толком...
– Стрелять буду!
– Джаляп, оминья кутак... – выругался Юрий, но руки поднял.
Солдат стволом автомата указал направление, куда нужно было идти, и сказал:
– Чего ругаешься, армия не служил, что ли? Устав не читал?
– Да читал я устав... Ладно, веди давай!
Они подошли к палатке, невесть откуда появившейся за ночь на поляне. Впрочем, может, Филатов вчера ее не заметил.
Солдат заорал у входа:
– Товарищ капитан! Разрешите обратиться!
Из палатки вышел затянутый в портупею поверх полушубка молодой офицер. Он уставился на заросшего бородой туземца, каковым, видно, посчитал Филатова. Татарин заорал, как на плацу:
– Докладывает рядовой Мурзабеков! Задержан на охраняемый территория! Ругался матом почему-то по-узбекски!
Филатов мысленно дал себе оплеуху: как можно было перепутать татарские и узбекские матюки?
– Свободны, Мурзабеков, отправляйтесь на пост. Предъяви документы! – это уже Юрию.
Юрию, который заметил несколько военных палаток, разместившихся неподалеку, и антенну радиорелейной станции, все это перестало нравиться.
– Во-первых, капитан, я по лесам с собой документы не таскаю. Во-вторых, вы не милиционер, и вам их я предъявлять не обязан. И в-третьих, не мое дело, что вы тут учения затеяли. Я могу следовать своим маршрутом?
У капитана от такой отповеди отвисла челюсть. И когда он обрел дар речи, снизошел до того, чтобы обратиться к Юрий на «вы»:
– Послушайте, э-э-э...
– Дмитрий Иванович меня зовут.
– Вы местный житель, я правильно понял?
– Нет. Я здесь в командировке. Изучаю остатки сталинских лагерей. Книгу про них пишу.
Трудно сказать, за кого после этих слов принял Филатова офицер, но скорее всего за некую помесь Солженицына с Шаламовым. Во всяком случае, он пригласил Филатова в палатку и начал обращаться с ним не как с задержанным, а скорее как с консультантом.
– Вы меня извините, Дмитрий Иванович, но у нас тут произошла весьма неприятная история. Вы ничего не слышали?
– Слышал. Взрыв. Я уже после пришел. Ночевал на КП в лагере.
– Встретился ли вам кто-нибудь в дороге?
– Знаете что, капитан, если хотите, чтобы я был с вами откровенным, будьте откровенны со мной. Любопытство – моя профессиональная черта. Что тут произошло?
– Вы действительно писатель? – решил уточнить офицер.
– Журналист, из Москвы.
– Чувствую, вам есть о чем мне рассказать. Хорошо. Тут взорвалась ракета, запущенная с одного из наших полигонов. Дело в том, что она сразу неспровоцированно изменила курс после чего исчезла с наших радаров...
– Что, так низко шла? – показал осведомленность Юрий.
– Да, она шла очень низко. Буквально по уровню верхушек деревьев. Мы два часа назад установили, где она взорвалась. Воронку с вертолета увидели. Ну, не должна эта ракета, была тут очутиться! Ни по каким физическим законам! Да она вообще в другую сторону должна была лететь! Мы в этот район последний раз три года назад пуск делали. Потом запретили нам почему-то.
«Понятно почему», – подумал Юрий. Действительно, – а что, если рассказать офицеру кое-что и посмотреть на его реакцию?
– Простите, капитан, как вас звать?
– Я ваш тезка, Дмитрий.
– А по батюшке?
– Игоревич. А вы в какой газете работаете?
– Я в издательстве работал. Теперь – книгу пишу.
«И когда ты мою фамилию спросишь?» – подумал Юра. Но капитан только уважительно закивал головой. «Сразу видно, не эфэсбэшник. Те бы живо раскрутили...» Вслух сказал:
– Еще вопросы по анкете будут?
– Ну, вы же сами понимаете, дело-то секретное...
– Не секретное, – решил тут же развеять заблуждения Филатов. – Техника тут, видно, ни при чем. Можете считать меня психом, но это была не авария, а... промысел Божий.
– ???
– Именно так, промысел Божий. Скажите мне, вы на месте взрыва сами побывали?
– Мы опускались там...
