тихо:
– Я тот, кто вам звонил. Нам надо поговорить так, чтобы ни одна живая душа не слышала. Речь идет о вашей и моей жизни.
– 227–12–19. Телефон чист. Сегодня в одиннадцать вечера. – Зимин не принадлежал к числу тугодумов.
Не отвечая, Филатов кивнул, будто благодаря за сигарету, и отправился восвояси.
На этот раз он был очень осторожен; покрутился возле редакции «Россия сегодня», побродил по коридорам, разыскивая какого-то Нечаева, поехал к дому Зимина, там провел некоторое время, после чего купил билет в кино и отсидел на французской комедии два сеанса подряд, до сигнала своих часов. Было без пяти одиннадцать.
– Слушаю вас... – трубку подняла пожилая женщина.
– Я хотел бы услышать Валентина Аркадьевича.
– Минуту...
И уже мужской голос:
– Да...
– Нужно встретиться. С гарантией от слежки.
– Поезжайте на Воробьевы Горы. Будьте на смотровой площадке. К часу ночи.
– Буду. – Юрий повесил трубку.
Желающих полюбоваться панорамой ночной Москвы было немного, лишь несколько парочек пересмеивались и целовались у балюстрады. Вскоре и они отправились по своим молодым делам. Прошло довольно много времени, и откуда-то (откуда – Филатов не понял) появился Зимин. Он шел медленно, не оглядываясь, опираясь на свою палку. Было около половины второго ночи.
– Я вас слушаю, молодой человек. Это вы, как видно, гражданин Иванов?
– А что, Валентин Аркадьевич, мне по телефону нужно было сказать, что я – наемный убийца, который должен вас устранить?
Зимин посмотрел на него снизу вверх:
– Неудачная шутка. И банальная. Меня угрожали убить и десять, и двадцать лет назад. У вас действительно есть что мне сказать?
– Я уже сказал. Я должен вас убить по истечении этой недели.
– Ну так что, мне на лбу крестик нарисовать?
Юрий огорошенно уставился на морщинистый лоб старого журналиста:
– Да вы мне, я вижу, не верите... Или вам все равно?
– Верю, почему не верить? Не понимаю только, чего вы хотите от меня. Чтобы я заплатил больше?
Юрий покачал головой:
– Интересно, как бы я вел себя на вашем месте...
– Описался бы.
– Шутить изволите, батенька. Недержанием не страдаю. А если серьезно – прошу вас выслушать мою историю. Предупреждаю, это долго.
– Вы еще так молоды, а уже принуждаете стариков выслушивать ваши «истории»... Ну что с вами делать, давайте... Как вас звать-то?
– Юрий Филатов.
Зимин потер лоб, припоминая:
– Что-то мне это сочетание напоминает... Юрий Филатов... Юрий Филатов... Подождите... Ежовское дело?
– Да. Ваши информаторы вполне могли вам дать материалы.
– Все, помню. Убийство охранника. Это – вы?
– Охранника – не я. Зато Фомина – я.
– Фому? Ну, братец, это уже интересно! Подожди, я таблетку съем, тогда рассказывай.
Зимин вытащил из кармана какой-то заграничного вида флакон, вытряс из него пилюлю, запил чем-то из плоской фляжки. Отдышался, потом сказал:
– Не пойти ли нам присесть? Тут неподалеку лавочки...
Они говорили тихо – в распоряжении их «доброжелателей» вполне могли быть спецмикрофоны, которые ловили звук на большом расстоянии. Но, видно, Кайзер на этот раз решил положиться на верность Филатова дружбе, из-за которой тот сам полез в пасть. Вокруг все было спокойно, лишь изредка по близлежащим улицам проносились машины...
Филатов рассказал обо всем, не утаив ничего. Особенно подробно он рассказал о «золотой цепи», которую ему пока не удалось окончательно разорвать.
– ... И давайте думать, как инсценировать вашу смерть, – закончил Филатов.
Зимин, раза три перебивавший его уточняющими вопросами, неожиданно рассмеялся. Правда, смех его звучал невесело.
– Я понял, Юрий, ты человек неординарный. Какой все-таки дурень Логвиненко! Неужели врали про его парапсихологические способности?.. Нет, друг мой, ничего инсценировать мы не будем. Ровно в назначенное время ты меня застрелишь.
– Ну уж нет, Валентин Аркадьевич...
– Да, милый друг, да. Иначе будут три трупа, а не один. Твой, Жестовского и мой. Не перебивай! – повысил он голос в ответ на протестующий жест Филатова. – Все равно через три-четыре месяца я буду мертв. У меня рак, Юрий. В последней стадии. Очень скоро без морфия я не смогу прожить и суток. Как говорится, диагноз окончательный и обжалованию не подлежит.
Юрий опустил голову. Услышанное поразило его. Зимин продолжил:
– Ну, да не стоит об этом. Есть один человек, который сможет тебе помочь. Один из немногих честных генералов ФСБ.
– Ваш информатор?
– Да. Это у его сотрудницы я был, когда ты мне звонил вечером. Там линия защищена от прослушивания... Этот генерал выходил на нескольких журналистов, предлагая им информацию. Многие побоялись. Я – нет, мне, как ты понял, терять нечего, а с этой мерзостью хотелось побороться. Он много лет давал мне документы, которые помогали убедить
редакторов. Кое-кому я помог – их освободили; правда, далеко не все, про кого я писал, получили то, что им причитается. Это на Западе любая моя публикация вызвала бы такой скандал, что не удержались бы и министры. У нас, сколько ни пиши, они процветают. Но это до поры до времени. Пять, десять лет пройдет – и общественного мнения станут бояться как огня.
– Если его не утопят в крови... Холодов, Листьев, Политковская... Теперь вы...
– Не утопят, Юра. Слишком большая эта страна, слишком многострадальная, чтобы смерть одного- двух испугала всех. Даже самая страшная смерть. Не я первый, Юра, да и не я последний... А знаешь, наверное, легче помирать вот так, мгновенно, чем мучиться месяцами, зная, что все равно обречен... – Зимин на мгновение прикрыл глаза рукой. – Я много знаю, Юра. Достаточно для того, чтобы в нормальной стране вызвать падение этого правительства, а то и отставку президента. В нормальной стране. Но не в этой. И если ты передашь компромат на Кайзера, даже самый впечатляющий, об этом узнают считанные единицы.
– И что же – его оставят в органах?
– Нет, вряд ли. Принцип этой власти, как, в общем, и любой другой: не можешь работать не засвечиваясь – уходи. Тут есть несколько вариантов. Он может попасть под горячую руку президента, если тот об этом узнает. Может уйти сам, но будет бороться до последнего – таким людям нужна или власть, или ничего. Несколько человек более низкого ранга, чем он, застрелились, а через день в газетах вышли некрологи типа «сгорел на работе».
Юрий вытащил сигарету, протянул пачку Зимину. Тот щелкнул зажигалкой. Затянулся глубоко, посмотрел на небо, помолчал... Потом сказал:
– Я не могу тебе не верить. Запоминай телефон, – он назвал семь цифр. – Скажешь: «Могу я услышать Станислава Иннокентьевича?» Ответ: «Он у Касатонова. Звоните позже». Скажешь: «Его
