Бейруте, много лет назад.
— Покажите мне одну руку.
— Зачем?
— Не знаю.
Я говорил, чтобы не молчать. Для меня это нехарактерно. По большей части я человек немногословный.
Руки женщины снова шевельнулись. Я видел, как она что-то перехватывает правой рукой. Левая же медленно показалась из сумки. Маленькая и бледная. Ногти без лака, подстрижены коротко. Без колец.
— Спасибо, — сказал я.
Она положила руку на скамью — рядом с собой, вниз ладонью. Я опустил свои. Край футболки вернулся на прежнее место.
— Теперь покажите, что у вас в сумке.
Она не ответила.
— Обещаю, я не буду пытаться отнять это у вас.
Поезд вновь тронулся. Плавно, неспешно.
— Мне кажется, я, как минимум, имею право это увидеть.
Она скорчила гримасу, будто не поняла.
— Потому что теперь я тоже причастен. Возможно, я смогу проверить, все ли у вас там о'кей. На потом. Не на сейчас. Потому что сейчас этого делать не надо.
— Вы же сказали, что вы полицейский.
— Это не важно. Я могу вам помочь.
Поезд продолжал ползти. Впереди забрезжил свет. Правая рука женщины шевельнулась. Она пыталась вынуть ее из сумки.
Я наблюдал. Рука показалась наружу.
Ни батареи. Ни проводов. Ни кнопки.
Нечто совсем другое.
В правой руке у женщины был пистолет. Нацеленный в какую-то точку между моим пахом и моим пупком. Где так много всего нужного любому из нас. Органы, позвоночник, кишки, артерии, вены. Это был шестизарядный «Ругер Спид-Сикс». Старый револьвер, калибр девять миллиметров.
Но в целом настроение у меня стало намного лучше, чем еще секунду назад. Бомбам не требуется прицел — в отличие от револьверов. С полным барабаном «Спид-Сикс» весит больше двух фунтов. Довольно тяжелая вещь для тоненькой женской руки. К тому же на вылете пуля «магнум» дает обжигающую вспышку газов, сопровождаемую сильной отдачей. За долю секунды до того, как спустить курок, рука женщины напряжется, она зажмурит глаза, а голову отвернет в сторону. Есть неплохой шанс, что она промахнется — даже с шести футов. И если она промахнется, второго выстрела я сделать ей не дам.
— Только спокойно, — сказал я.
Палец на крючке был белее мела, но она им не шевелила. «Спид-Сикс» — самовзводный револьвер с механизмом двойного действия. Нажим на спусковой крючок до половины поворачивает барабан и отводит боек. Нажим до конца освобождает боек, и тот разбивает капсюль патрона, производя выстрел. Я не сводил глаз с ее пальца. Чувствуя на себе взгляд парня в рубашке для гольфа. Обзор для передней части вагона, по-видимому, закрывала моя спина.
— Опустите пистолет, — попросил я. — Давайте поговорим.
Она не ответила.
Я старался сосредоточиться на вибрациях, идущих от колес через пол. Ожидал остановки вагона. Мой попутчик утверждал, что R-142A весит тридцать пять тонн. И что эти поезда развивают скорость шестьдесят две мили в час. Поэтому у них очень мощные тормоза. Они смыкаются, дергают, скрежещут.
Я предполагал, что так произойдет и сейчас — даже при том, что ползли мы с черепашьей скоростью. Револьвер в вытянутой руке — своего рода груз на конце маятника. Длинный, тонкий рычаг и два фунта стали. Когда колодки вгрызутся в тормозной диск, револьвер по инерции продолжит движение вперед. Закон Ньютона. Я был готов справиться со своей собственной инерцией и, оттолкнувшись от поручня, нырнуть вниз и назад, против хода поезда. Если револьвер дернется на пять дюймов к северу, а я — на пять к югу, я буду вне опасности.
— Откуда у вас этот шрам? — неожиданно спросила она.
— Бомба, — ответил я.
Она перевела ствол туда, где под футболкой скрывался белый рубец.
Поезд подъезжал. К станции. Бесконечно медленно. Платформа на «Грэнд-Сентрал» длинная. Головной вагон направлялся к самому ее концу. Я ждал, когда сработают тормоза. Надеясь пусть даже на небольшой крен.
Но доехать мы не успели.
Ствол револьвера вдруг повернулся вверх. На миг я подумал, что пассажирка решила сдаться. Но ствол все продолжал подниматься. Женщина резко задрала подбородок — в гордом и своевольном жесте. Дуло уткнулось в мягкую плоть. Палец сдавил спусковой крючок. Наполовину. Барабан повернулся, курок царапнул нейлон дутой зимней парки.
Затем она нажала курок до конца и разнесла себе голову.
Глава 2
Двери не открывались. Возможно, кто-то воспользовался аварийной связью, а может, машинист сам услышал выстрел. Как бы то ни было, система перешла в режим полной блокировки.
Ждать было неприятно. Тело женщины сползло на скамью. Правый указательный палец по-прежнему сжимал спусковой крючок. Револьвер лежал на сиденье рядом.
Звук выстрела все еще звенел у меня в ушах. В носу стоял сладковато-приторный запах крови. Нагнувшись вперед, я проверил сумку. Пусто. Я расстегнул молнию на куртке, распахнул полы. Ничего.
Отыскав аварийную панель, я связался с машинистом.
— Самоубийство, — сообщил я. — Огнестрел. Предпоследний вагон. Все уже позади. Дальнейшей угрозы нет.
Ответа я не получил. Но через минуту громкая связь откликнулась мужским голосом:
— Уважаемые пассажиры! Внимание! Двери вагонов закрыты на несколько минут в связи с непредвиденной ситуацией.
Машинист говорил медленно. Видимо, читал по инструкции. Голос его дрожал.
Я отошел и сел в трех футах от трупа.
Наконец по лестнице протопали шесть полицейских в форме. С оружием на изготовку. Патрульные. Управление полиции Нью-Йорка, вероятно, 14-й участок на Западной 35-й улице — знаменитый Мидтаун- Саут. Пробежав по платформе, полицейские начали проверять поезд от головы. Я встал и наблюдал через окно. Копы открывали двери, одну за другой, и, оценив обстановку, разрешали пассажирам выйти. Поезд ночной, народу мало, так что до нас очередь дошла быстро. Они проверили вагон через окна и, увидев тело и револьвер, сразу напряглись. Двери с шипением открылись, и патрульные ввалились в вагон.
Трое полицейских заблокировали все три выхода, остальные трое направились прямиком к мертвой женщине. Они остановились в шести футах от трупа. Не видя смысла проверять пульс или иные признаки жизни.
Здоровяк с нашивками сержанта повернулся к пассажирам. Лицо его слегка побледнело.
— Кто видел, что здесь произошло? — спросил он.
Передняя часть вагона встретила вопрос гробовым молчанием.
Латиноамериканка, мужчина в футболке NBA и женщина-африканка. Они не проронили ни слова. Парень в рубашке для гольфа тоже ничего не сказал. Поэтому ответил я:
