– Приказано было выяснить, сколько вас и кто вы? Мужчины, женщины, дети? Дельфины справились только с первой частью задания.
Через минуту едва не у самых перил островка высунулись озабоченные дельфиньи морды, скрылись в море и опять высунулись, вероятно, предпочитая, как говорится у людей, перекланяться, чем недокланяться… Назад они помчались так же дружно, как в первый раз, и заплясали, видимо, докладывая пославшим их людям.
– Зайдем в бип… в биологический пункт, – объяснила Эля Валентину. – Там должен быть лингвист-переводчик.
Стены похожего на фанзу бипа были прозрачны, если смотреть изнутри. Потолок словно повисал в воздухе.
– А вот и то, что нам нужно, – кивнула Эля в сторону аппарата, напоминающего пишущую машинку: он стоял чуть впереди других аппаратов.: – Ну-ка, о чем говорят дельфины? Переводи!
Тотчас раздался плеск воды, шипение, а потом уж и слова, сказанные четко и бесстрастно:
– Один… один… один… женщина… мужчина… мужчина…
Пауза, потом распоряжение:
– Браз… команду…
И в ответ:
– Беру… Слушайте… исполняйте… остаюсь на месте… двигаться вокруг… приготовиться… прыжку… прыжок…
Дельфины, подчиняясь приказу, прыгали, скрывались под воду, снова прыгали.
– Теперь убедился, дорогой, какие умные афалины, – воскликнул Халил. – А зачем жизнь, зачем разум нужны? Не на одной Земле, а во вселенной? Это очень интересно, как все развивалось и почему. Слушай, объяснять буду. Когда-то бесконечно давно не было ни галактик, ни звезд, ни планет, а были докварковые субстанции материи. Понимаешь? Ты слушай, сейчас поймешь…
Халил решительно взмахивал руками, словно вколачивая термины и законы, кем-то и когда-то открытые, но Валентину удручающе непонятные. К счастью, вмешалась Эля.
– Позволь мне, – сказала она. – Ты чересчур… профессионально…
Халил в недоумении поглядел на нее, но тут же сообразил, что не так, не теми словами надо объясняться с Валентином.
– В своем бесконечном развитии материя, действительно, пришла к этому, – Эля оглянулась на прыгающих в море дельфинов, – и к этому, то есть к нам, к людям. В том клочке вселенной, который мы знаем, нет ничего совершеннее, чем белки, особенно белки человеческого мозга. Для тебя это не новость, капитан, – Эля опять назвала Валентина капитаном. – Известны тебе и предположения астрономов, что галактики будто бы разбегаются, рассредоточиваются, а когда-нибудь начнут, наоборот, сближаться.
– Ай, какую древность вспомнила! – не удержался Халил. А все не так, совсем не так. Ученые тогда не знали очень важного. Закона Паратука не знали, законов…
– Халил! – прервала его Эля. – Ты не даешь мне окончить, Халил, – она повернулась к Валентину. – Я не напутала… о взглядах астрономов твоего времени?
Селянин пожал плечами.
– Вероятно, нет… Впрочем, я не специалист. Но эта шагистика, это расширение, потом сжатие… Я не верю, что развитие возможно без качественных перемен. Не только в отдельных уголках вселенной, но и в самой материи… всей материи.
– Дорогой, я об этом и говорил! – подхватил Халил, для которого молчание было явно худшим из мучений. – Что с вашими учеными было? Вот какой бы пример?.. А вот какой пример. Древние-древние люди ложились спать и видели сон. Почему сон, как так можно, чтобы человек оставался на месте и в то же время убегал куда-то, охотился или плясал? И кто-то догадался: спит тело, а душа отделяется и путешествует… Вот какую смешную догадку сделали! Ученые твоего времени, конечно, не совсем так поступали, по похоже. Они слишком многого не знали. Они, как те люди, которые пытались объяснить причину сна. Главное, они не допускали, что были докварковые субстанции…
– Халил, опять ты за свое… Пожалуйста, ты лишь запутаешь… Дай же я кончу.
– Молчу, Эля. Как пустота молчу, как космос…
– Халил! – опять прервала планетолетчика Эля. – Новая теория, Валентин… Чтобы ее доказать – это долго и сложно. Однако главное как раз в этом – в качественных скачках… Когда-то материя, вся материя во вселенной была совсем в ином, доатомном и даже докварковом состоянии. Тебе известно, что такое кварк?.. Из кварков состоят элементарные частицы. Но когда-то не существовало и кварков. Не было никакого сходства с тем, что вокруг нас теперь. Все было иным, понимаешь, качественно иным.
– Низший виток спирали?
– Можно и так: низший виток спирали, по которой идет развитие, – согласилась Эля. – Кстати, и в твоем двадцатом веке кое-кто из астрономов предполагал, что материя, заполняющая центральный сгусток, ядро нашей Галактики, находится в каком-то особом, дозвездном состоянии. В каком именно, никто не решался определить, хотя все было перед ними, только сумей подглядеть и понять. Да что там о дозвездной материи! Твои современники долго сомневались даже в кварках, есть ли они. О других же, еще меньших частичках, например, о кауменах, из которых состоит электрон, никто даже не догадывался. Лишь философы-марксисты говорили о бесконечной делимости микромира, о неисчерпаемости того же электрона и необходимости выдвигать все новые диковинные, сумасшедшие, на первый взгляд, идеи… Сейчас догадки философов подтверждены законами ядерной физики, общей теорией поля.
– Той самой, над которой бился Альберт Эйнштейн?
– Вероятно, той самой. Признаться, я не знала о попытках Эйнштейна, – девушку явно обрадовало, что отчужденность и скованность Валентина понемногу развеялась.
– Так вот, материя развивалась от докваркового состояния, а вернее от множества таких состояний или субстанций, как назвал их Халил, к элементарным частицам и атомам водорода, самого простого в мире элемента. А затем…
– Ну, теперь и я, пожалуй, рискну продолжить, – заговорил Валентин. – Из скоплений водорода – прогалактики и галактики. А в галактиках – звезды, планеты, наконец живая материя, разум…
– В общем, ты прав, хотя развитие было не таким простым.
– В мое время много спорили о будущности, например, живого разума на Земле и вообще на любой иной планете. Вывод, понимаете, философски обосновывался: всякое явление, а значит, и жизнь, разум имеют свое начало и свой конец. Всерьез рассуждали даже о тепловой смерти вселенной, о, так сказать, конце света. А возразить было не просто, потому что эти похоронные пророчества подкреплялись ссылками на объективные законы физики…
– Я очень рада, что ты вспомнил все это, – снова заговорила Эля. – А будет ли конец разуму… В нынешней его форме разум не может существовать вечно.
– И кто же сменит людей? Сверхудивительные механические киберы?
– Это было бы ужасно: пустынная Земля и металлические чудища вместо разумных людей, зеленого буйства лесов, птичьего щебета. – Эля положила руку на подлокотник его кресла, и Валентин внутренне замер: столько ласки было в этом жесте, и особенно в голосе девушки. – Ох, если бы у меня была настолько богатая фантазия, чтобы представить далекое-далекое будущее!.. Верю: сейчас – лишь начало зари; впереди же – утро, неистовство света и простор, изумительный, необозримый простор!.. Разум будет находить все новые формы для себя самого.
Девушка неуловимо быстрым движением поправила волосы, и Селянин опять подумал, какая она красивая, Эля. В каждом своем жесте, взгляде, интонации красивая.
