– Подождите! – Он попытался задержать ее, но она засмеялась и вырвалась. Он положил руку на рукоятку кинжала и пошел за девушкой, пристыженный ее храбростью и собственным сопротивлением.
Мрак сгущался с каждым шагом, и наконец даже Минтака остановилась и тревожно поглядела вперед. Нефер наклонился, подобрал с песчаного пола кремневый осколок и бросил его ей за плечо в темное пространство шахты. Кремень загремел о каменные стены.
– Пусто, – сказала Минтака в наступившей тишине, но прежде чем успела сделать еще шаг вперед, в темноте впереди что-то зашевелилось. Они услышали шелест, усиливающийся в узком пространстве, замерли и уставились в темноту. Послышался пронзительный визг, на который немедленно ответил целый хор, шелест превратился в стремительно надвигающийся шум, и из темноты прямо на них вылетело пищащее, трепещущее облако быстрых силуэтов, чьи крылья которых стегали по их испуганным лицам.
Минтака закричала, развернулась, бросилась к Неферу и обеими руками обхватила его за шею. Он обнял ее, крепко прижал к себе и потянул на песчаный пол.
– Летучие мыши, – сказал он. – Это всего лишь летучие мыши.
– Я знаю! – сказала она, чуть дыша.
– Они не могут навредить вам.
– Я знаю. – Ее голос прозвучал более спокойно, но она не сделала никакой попытки снять свои руки с его шеи. Он прижался лицом к ее густым, пружинящим волосам. От них шел сильный аромат свежескошенной травы.
У нее вырвался тихий стон; она уткнулась лицом в шею Нефера и стала нежно тереться об нее.
– Минтака, – он попытался осторожно отодвинуть ее, – я дал вам слово, что это не повториться.
– Я освобождаю вас от этого обещания. – Голос Минтаки был едва слышен. Она подняла свое лицо к лицу Нефера. Ее дыхание было теплым и душистым, а губы, нежные и полные, дрожали, как будто она собиралась заплакать. – Я хочу быть вашей женой так, как никогда ничего не хотела в жизни.
Он подался вперед и прижался губами к ее губам. Они были влажными и такими горячими, что, казалось, обжигали. Он потерялся в них. Минтака чувствовала только его объятия. Все еще целуя ее, он обследовал кончиками пальцев выступы, округлости и равнины ее спины. И прощупал линию позвоночника, будто нить жемчуга, лежащую между крепкими мускулами.
Положив руку ей на пояс, Нефер почувствовал изгиб ее талии, вызывающий в памяти драгоценную керамическую вазу. Затем он протянул руки ей за спину и обоими руками сжал ягодицы, удивляясь их симметрии и упругой крепости.
Она подалась бедрами вперед, навстречу его бедрам, и Нефер плотнее прижал ее к себе. Он почувствовал, что его чресла набухли и напряглись, и попытался выгнуть спину, чтобы скрыть это от Минтаки. Она издала слабый звук протеста, запрещая ему отодвигаться, и пошевелилась над ним, радуясь этому доказательству его возбуждения, тому, как сильно он хотел ее.
Она мимолетно вспомнила о Троке, старающемся впихнуть в нее свою чудовищную покрытую синими жилами штуку, но этот неприятный эпизод не имел никакого отношения к тому, что происходило здесь. Без всяких усилий это воспоминание было вычеркнуто из ее памяти.
Она почувствовала, как пальцы Нефера медленно бегут вниз по расселине между ее ягодицами, и сосредоточилась на этом ощущении, изумляясь своим чувствам и тому, как это отозвалось в набухших сосках ее грудей и в ее тайных глубинах.
– Трогайте меня, – проговорила она ему в губы. – Да! Трогайте меня. Прижмите меня. Гладьте меня. Любите меня.
Ощущения смешались так, что казалось, будто они окутали каждое ее волокно, каждую частицу ее мозга и тела. Наконец Нефер прервал поцелуй, и Минтака почувствовала, как его губы прижались к ее голому плечу. Она инстинктивно поняла, что ему нужно, раскрыла переднюю часть туники и достала одну грудь. Она была тяжелой в ее руке, с набухшим болезненным соском. Она вплела пальцы другой руки в густые вьющиеся волосы на затылке Нефера и поднесла сосок к его губам. Когда он стал сосать, будто голодный младенец, она почувствовала, как глубоко в ее животе что-то сократилось и сжалось, и с удивлением поняла, что это была ее матка.
Она осторожно заменила одну грудь на другую, и чувство не только ослабло, но стало еще сильнее.
Ошеломленная удовольствием, Минтака почувствовала, что его пальцы поднимают переднюю часть ее набедренник и возятся с завязкой. Она раздвинула ноги, чтобы ему было легче дотянуться до нее, и свободной рукой помогла развязать узел на своем бедре. Ткань упала, и воздух гробницы опахнул прохладой ее голые ягодицы и живот.
Нефер погладил жесткие кудри, покрывавшие ее лоно, нашел разбухшие губы, которые выступали из щели, и осторожно раздвинул их дрожащими пальцами. Минтака вскрикнула, будто от боли, неосознанно раздвинула полы его набедренника и протянула руку, чтобы найти его. Пораженная его толщиной, она обхватила его большим и указательным пальцами. Он дернулся в ее руке будто живое существо, и она захотела посмотреть на него. Не отпуская, она отодвинула его назад так, чтобы увидеть внизу, между их телами.
– Он такой красивый, – выдохнула она, – такой гладкий, такой сильный.
Затем она снова поцеловала Нефера и, прижимаясь губами к его губам, упала на спину и потянула его к себе на живот, раздвинув бедра, приглашая, ощущая недостаток его опыта. Ею владело материнское чувство – и чувство обладания. Неопытная сама, она вела его, ощущая, как он скользит по ней, переполненный желанием, исследуя вход в нее саму. Она изменила наклон бедер, и он глубоко вошел в нее, животом прижавшись к ее животу, наполнил ее, и наконец она ощутила, что он может расколоть ее на части, и торжествующе закричала от сладостно-горькой боли.
Он скакал на ней, будто мчащийся жеребец, а она подгоняла, двигая бедрами навстречу ему, двигаясь вместе с ним все быстрее, пока не поняла, что достигла предела. Невероятно, но они продолжили и ушли далеко за этот предел. Они оторвались от земли, преодолев ее тяготение, и, под самым куполом небес, ощутив хлынувший в ее лоно и затопивший ее горячий поток, наполнивший ее, она откликнулась – и сравнялась с ним, и их прежде раздельные сущности слились, стали единым целым, а голоса слились в едином ликующем крике.
Много позже, когда они вместе вернулись с заоблачных высот и лежали в объятиях друг друга, а их пот и дыхание смешивались и остывали, они все еще были соединены его плотью, глубоко в ней.
– Я не хочу, чтобы это когда-нибудь кончилось, – прошептала она наконец. – Я хочу оставаться так с вами всегда.
Но по прошествии еще некоторого времени он расслаблено сел и посмотрел на выход из шахты.
– Уже начинает темнеть, – сказал он удивленным тоном. – Так быстро прошел день.
Она встала на колени, пригладила набедренник, и он коснулся свежих пятен на полотне.
– Ваша девственная кровь, – благоговейно прошептал он.
– Мой дар вам, – ответила Минтака. – Доказательство моей любви к вам одному.
Он протянул руку и оторвал от подола ее набедренника испачканный красным клочок величиной с ее маленький ноготь.
– Что вы делаете? – спросила она.
– Я сохраню его навсегда как память об этом замечательном дне. – Нефер открыл медальон, который носил на шее, и положил кусочек ткани рядом с локоном ее темных волос, который уже был внутри.
– Вы действительно любите меня, Нефер? – спросила она, глядя, как он закрывает медальон.
– Каждой каплей крови, что течет в моих жилах. Больше, чем вечную жизнь.
Когда они вошли в комнату в древнем здании, восстановленную ими и сделанную пригодной для жилья, Таита у очага помешивал что-то в горшке на углях. Он взглянул на Минтаку, стоявшую в дверном проеме на фоне гаснущего дня. Ее набедренник был все еще влажным там, где она обмыла его в скудной воде колодца, и прилипал к ее бедрам.
– Жаль, что мы так поздно вернулись, Таита, – сказала она застенчиво. – Мы преследовали газелей в пустыне.
Прежде она никогда не извинялась за их поздние возвращения, и Таита посмотрел на обоих. Нефер возвышался над Минтакой, и лицо у него было нежное, ошеломленное. Оба так сильно излучали любовь, что, казалось, она образовала вокруг них мерцающую ауру, и Таита почти ощущал в воздухе ее запах,
