я знала, что однажды ты приедешь и за мной. – Она улыбнулась сквозь слезы радости. – Я знала, что ты приедешь.
– Да, – сказал Нефер, – мы заберем тебя с собой. Но сначала тебе нужно кое-что сделать, чтобы помочь нам.
– Все что угодно для тебя и Таиты, – с готовностью согласилась она.
Быстро и торопливо Таита объяснил, что ей следует сделать, и заставил ее повторить. Она повторила без ошибок.
– Ты – умная девушка, моя дорогая, – сказал Таита. – Именно это нам от тебя и нужно. – Он дал ей маленький сверток. – Вот порошок. Помни, достаточно того, что помещается на ногте, в каждый кувшин.
– Сначала ты называешь меня умной, а затем обращаешься со мной, будто я глупая, – фыркнула она.
– Простите меня, великая. – Таита сделал жест раскаяния.
– Не называй меня так. Мне нестерпима мысль, что я замужем за этой скользкой змеей, а сейчас, когда я знаю, что он собирается сделать со мной, она ненавистна мне вдвойне.
– Тебе не легко угодить, Мерикара. Теперь возвращайся в лагерь, не то стражники пойдут искать тебя.
Она быстро наклонилась и поцеловала Нефера в губы.
– Тогда до завтра, мой любимый брат.
В следующий полдень могучее войско Египта разбило лагерь под высоким плато, там, где заканчивались песчаная пустыня и сухие земли. Они почти закончили переход и завтра должны были удалиться в более прохладные земли, где оазисы отделял друг от друга всего день езды, где росли леса, были поля и виноградники и горные потоки текли весь год.
Когда охранники царских жен взялись устраивать дневной лагерь, они обнаружили, что молодая царица Мерикара стала капризной и властной, нисколько не похожей на себя прежнюю, приятную и добрую. Она хотела, чтобы ее личный шатер постановили в стороне от шатра ее сестры, царицы Гесерет, а когда это было сделано, настояла, чтобы телеги с полевой казной войска передвинули в узкую вади в двухстах шагах от главной лагерной стоянки. Напрасно командир стражников твердил, что дно вади мягкое и песчаное и колеса тяжелых колесниц глубоко провалятся в песок.
– Да пускай хоть совсем, – сказала она. – Меня тошнит от вида этих уродливых повозок и слушания мычания волов. Уберите их с моих глаз.
Командир подумал, не обратиться ли к фараону Нагу Киафану за подтверждением этого неблагоразумного приказа его самой молодой жены. Затем он подумал, что колонна растянулась в пустыне больше чем на четыре лиги. Потребовался бы час тяжелой поездки, чтобы добраться до фараона в ее голове, и поездка назад была бы не менее трудна. День был даже еще жарче, чем предыдущие, и кроме того у него было назначено свидание с одной из рабынь Мерикары, очаровательной маленькой черной нубийкой, знающей больше штучек, чем дрессированная обезьяна. Он передвинул телеги на дно вади и для успокоения совести удвоил число стражников около них.
Добившись своего, Мерикара снова стала милой девушкой, которая всем так нравилась.
– Я так сожалею, что была груба с вами, Морам. Наверное, эта ужасная жара так действует на всех нас, – мило сказала она командиру стражников перед его солдатами. – Чтобы искупить свою вину, я пошлю Мишу принести вам пять кувшинов лучшего пива из моих личных припасов. Но прошу разделить его поровну со всеми вашими солдатами, поскольку я задала им дополнительную работу.
Миша, статная высокомерная нубийка с превосходной парой ягодиц, принесла пиво в шатер Морама. Солдаты встали в очередь за своей долей, благословляя богов и царицу Мерикару и произнося тосты за ее здоровье после того, как выпивали первый глоток пенящейся жидкости.
Пиво было такого превосходного качества, что несмотря на данное Мерикаре обещание, Морам выпил больше своей доли. Едва они с нубийкой остались в шатре одни, он набросился на Мишу, которая стала визжать и притворно сопротивляться и наконец позволила ему задрать на ней одежду и обнажить ее огромные ягодицы. Они выпрыгнули из-под подола ее короткого льняного набедренника, черные и блестящие, как только что добытый антрацит, большие дрожащие шары, темные полные луны, которых не могли обхватить его растопыренные пальцы.
В порыве страсти он взобрался на нее, но, не сделав и дюжины мощных толчков, медленно упал, крепко заснув прежде, чем достиг пола. Миша смотрела на него с удивлением. Ничего подобного с ней не случалось за всю ее короткую, но беспокойную жизнь. Морам раскатисто захрапел, словно загремел далекий гром, и она вскочила, натянула набедренник, разъяренно пнула спящего и, выскочив из шатра, бросилась назад к хозяйке. Стражник у входа в шатер царицы тоже спал мертвецким сном.
– Все мужчины – свиньи, – сказала Миша на своем диком наречии и изо всех сил пнула его длинной и красивой ногой.
Нефер вел маленькую группу солдат вниз по сухому руслу реки. Они держались близко к берегу, и мягкий песок приглушал их шаги.
Четыре повозки с казной были поставлены в ряд, а их колеса соединены цепями, чтобы разбойники или грабители не могли их быстро увезти.
Восемь вооруженных солдат охраны лежали на мягком песке как мертвые в ожидании бальзамировщиков. Таита подошел к каждому из них, пощупал пульс на шее и поднял веко, чтобы посмотреть на зрачок. Наконец он кивнул Неферу и пошел к задней двери первой повозки.
Он достал из своего мешочка длинный бронзовый стержень и стал сосредоточенно работать с массивным бронзовым замком. Тот открылся, дужка со щелчком отскочила. Таита распахнул тяжелую металлическую дверь, за которой четыре маленьких ящика были прикреплены болтами к днищу повозки. Крышки сундуков с казной были запечатаны глиняной табличкой с картушем фараона Нага Киафана.
Таита лезвием кинжала снял печати и опустил их в свой мешочек, чтобы те не стали свидетельством их вторжения, когда позже двери повозок откроют. Острием кинжала он отвинтил крепления, удерживавшие крышку, и поднял ее. Сундук заполняли маленькие кожаные мешочки. Таита взвесил один из них в руке и улыбнулся. Он открыл мешочек и увидел в нем блеск драгоценного металла, который ни с чем не спутать.
Пока он был занят этим, Нефер и Мерен вырыли в мягком песке под кузовом повозки неглубокую яму. Таита передал кожаный мешочек Неферу, и тот положил его на дно ямы. Всего Таита выбрал пятьдесят самых тяжелых кожаных мешочков из первого сундука. Затем он прикрутил крышку обратно и комком свежей влажной глины, принесенной с собой, вновь запечатал ее. При помощи гравированного рубинового кольца, которое Наг подарил ему перед тем как он покинул Фивы, Маг нанес на глиняную печать оттиск царского картуша. Затем он прошел к следующему сундуку из четырех.
– Мы берем мало, – роптал Мерен. – Оставляем больше половины для Нага и Трока.
– Жадность может нас погубить, – проворчал Таита, снимая крышку с последнего сундука. – А так они не узнают, что часть слитков пропала, пока казначей не откроет сундуки вновь и не посчитает их, а это произойдет, может быть, через несколько месяцев.
Из каждого сундука на четырех повозках они взяли по пятьдесят кожаных мешочков и закопали их в рыхлом песке на дне вади. Хотя они работали так быстро, как позволяла осторожность, солнце в западной части неба клонилось к горизонту, когда они вновь запечатали последний сундук и заперли задние дверцы последней повозки. Один из спящих стражников пошевелился, забормотал и попытался сесть. Таита подошел и осторожно положил руку ему на лоб. Солдат вздохнул и снова лег. Таита открыл ему рот, всыпал под язык щепотку белого порошка, и солдат затих.
– Нам теперь следует поспешить. Они начинают приходить в себя.
Они засыпали ряды мешочков на дне ямы под последней повозкой песком, сделали поверхность неровной и оставили на ней следы, так чтобы не было видно гладкого песка.
– Во сколько ты оцениваешь то, что мы взяли? – спросил Нефер.
– Невозможно сказать, пока не взвесим, – ответил Таита, – но, предполагаю, по меньшей мере три лакха.
– Достаточно, чтобы набрать и вооружить войско, – пробормотал Нефер, продолжая работать.
