— Груз у нас небольшой, да жалко на этих фашистов–полицаев нарваться.
— По речке сплавитесь — не нарветесь, кого там можно встретить, так это Гришку.
— Егеря, что ли, Склярова? — спросил Антон.
— Ага, его самого, — ответил дед. — Я привык, Гришка да Гришка. Он вас трогать не будет, вы лес не рубите, зверье не стреляете, капканы не ставите. Так что он вам не враг. У него и своих делов хватает, внучка у него помирает.
— Чья?
— Да дочки его.
— Нет, ее не знаю. Вы на хуторах своей жизнью живете, а мы у себя, в Браславе, — своей.
— Что везете все?таки?
— Любопытный ты, дед. Вот завезем и тебе чего?нибудь дадим.
— Деньгами возьму, — твердо сказал старик. — Деньгами так деньгами. Мы ж, ты знаешь,не жадные, тебя дурить не станем. Ты нам помогаешь, мы тебе поможем.
— Лодку береги, Антон, она у меня одна. Сделать другую, новую силы уже не хвати-Вот в прошлом году мою старую лодку в Двине утопили.
— Кто?
— Кто, кто, — возмутился дед, — такие, как ты. Нагрузили на нее, как сена, кабеля краденого, а на середине реки что?то заспорили, наверное, делили деньги, которые еще не заработали… Бултых в воду один, за ним другой… Лодка кругами и тоже на дно.
— Оба утонули?
— Они, сволочи, выплыли, а вот лодку мне утопили. Лучше бы наоборот случилось.
— Кабель подняли?
— Кабель… я его потом поднял втихаря, латышам продал. Так они мне за него два ящика водки дали и керосина две канистры. Так что, в общем, кое–чем поживился… А лодку жалко.
Выпили и третью бутылку.
— Пошли покажу лодку. Фонарь у вас есть?
— Есть, а то как же!
— Берите фонарь и пошли.
Захватив фонарь, под руководством деда Михася два контрабандиста спустились к узкой, метра четыре шириной, быстро бегущей речушке. Тут к старой вербе была привязана длинная плоскодонка. Она стояла в небольшой заводи, словно специально для нее выкопанной.
— Ну вот, Антон, лодка. Смотри, какая красавица, береги ее. Я с твоим дедом дружил, вместе в костел ходили, вместе в школе учились. Правда, твоего деда партизаны убили, а я жив.
— Убили, сволочи, — сказал Антон Сокол.
— Я спать пошел, мне вставать рано, а вы тут разбирайтесь. А если что, скажу, что вы лодку без спроса взяли.
— Понятно, — вздохнул Антон, — и мы так скажем. Но лучше, чтобы не пришлось.
— Оно?то, конечно, лучше. Они звери, если что, лодку в любом случае конфискуют.
Разговаривали громко, не таясь, понимая, что ни одной живой души километров на пять вокруг нет.
— И еще. Там, возле болота, поворот будет, так вы не поворачивайте, плывите старым руслом. А то там две елки на реку завалились. Я все собирался их распилить, да силы уже не те. Сухое еще могу пилить, а мокрое — уже все. Если прилечь хотите, так там, в сарае, сено. И самое главное, не курите.
Контрабандисты переложили свои рюкзаки в лодку. Дед пошел спать. Последнее, что он сделал, так это взял три бутылки, сцедил из них все капли на дно стакана, выпил, аккуратно закрутил пробки, чтобы, не дай бог, не потерялись. Спрятал бутылки в шкафчик, выкрашенный голубой краской, — такой обычно красят кресты на кладбищах, — туда же спрятал и немытые стаканы. Да и зачем после водки мыть, она ж не пачкает и запах хороший.
Сделав все эти, на его взгляд, важные процедуры, старик для порядка пугнул кота. Тот с рыбьей головой в зубах забился под лавку и принялся хрустеть, разгрызая костистый череп подлещика, наперед зная, что старик не нагнется и выгонять его из-под лавки не станет. Также коту было известно, что сейчас, несколько раз ругнувшись, старик вскарабкается на печку и громко захрапит, причем так громко, что будут звенеть пустые бутылки в крашеном шкафчике. Старуха проснется, подойдет к печи и дернет своего человека за ногу. Человек перевернется на бок и храпеть перестанет.
— Я бы еще выпил, — сказал Василий Круталевич.
— Куда уж еще, мы и так три бутылки покатили.
— Может, ты и прав.
Они взяли палатку, которую везли с собой, и прямо в телогрейках, в высоких рыбацких сапогах легли на прошлогоднее сено. Этой же палаткой и накрылись.
Через два часа контрабандисты уже спускались к реке, неся с собой два коротких весла. Весла положили на дно лодки к рюкзакам с вольфрамовой проволокой, а сами вооружились шестами. Здесь, на маленькой реке, с шестами управляться удобнее.
Стоять в полный рост не рисковали. Сокол опустился на одно колено, устроившись на носу, Круталевич сел на корму, и, взглянув друг на друга, мужчины перекрестились. Сокол по–католически — ладонью с левого плеча на правое, Круталевич по–православному — тремя пальцами с правого на левое.
— Ну, в добрый путь. Давай!
Круталевич оттолкнулся от болотистого берега,
лодка мягко и бесшумно заскользила по узкому руслу. Течение было довольно быстрое, и лодку легко несло, оставалось лишь время от времени направлять движение, отталкиваясь от берегов. Минут через пятнадцать мужчины уже основательно вспотели, проклиная выпитую водку и речку, где мелкую, где глубокую, где извилистую, где узкую, проклиная мягкие берега, в которые проваливается шест, как ложка проваливается в кастрюлю с густым борщом.
Небо постепенно становилось светлее и светлее. Звезды гасли одна за другой, словно бы свечки, которые задувает ветер.
— Далеко еще? — спросил Круталевич у Сокола.
— Хрен его знает! Если напрямую, так километра три, а река петляет так, что еще час ковыряться.
— Блин, светло уже будет!
— Светло. Если что, пересидим на том берегу, а ночью — назад.
— Дед крик не поднимет? Ему же мережи проверять. Мы обещали к обеду назад быть.
-—Да пошел он в задницу! Будет молчать как рыба. Ему шум поднимать смысла никакого. Мы ж ему денег дадим, где он их без нас возьмет? У него один доход — с рыбы да с лодки. Наловит — продаст.
Мужчины уже были мокрые от пота. Телогрейки лежали на дне лодки поверх рюкзаков. Пару раз Сокол, пару раз Вася Круталевич зачерпывали ладонями воду, лили на лица, на грудь, на затылок, жадно пили. Река делала очередной поворот. Дно лодки глухо ударилось о дерево.
— Опять завал!
— Дед говорил, ничего нету.
— Он же один плывет, лодка выше идет, Вылезай, подтащим немного.
Сокол выскочил на берег, проваливаясь в раскисший торф выше колен. Нос лодки тут же приподнялся.
— Давай толкай! — прорычал он, помогая лодке перебраться через ствол притопленной ели. Затем взбежал на откос и радостно свистнул: — Двина видна!
— Близко видать, да далеко шагать, — сказал Сокол, не вставая с кормы. — Залезай! Только грязь на берегу оставь, вместе с запахом.
Хутор егеря браславского охотхозяйства Григория Склярова находился километрах в шести от хутора деда Михася. Вернувшись из Москвы, Гриша ничего не сказал ни жене, ни дочери, ни внучке о встрече с Сергеем Дорогиным. Не хотел зря обнадеживать. Сказал лишь, что все в руках божьих, что Бог им, наверное, поможет. И сказал, что придется подождать пару недель, а потом придет ответ. По его лицу жена
