— Чего так мало? И почему мы должны делить на троих, когда я могу один завладеть всем?
— Без меня ты не продашь, только я и мой компаньон знаем покупателя.
— Логично, — сказал Сергей, — ты все рассчитал.
— Да–да, я все рассчитал, — Барановский волновался, и больше всего его пугало то, что этот «отморозок» может запросто всадить ему пулю в лоб. И тогда ему, Барановскому, уже не будут нужны ни металл, ни деньги, все в одну секунду потеряет смысл.
— Ну как тебе мои условия? — сказал Муму, правой рукой подавая трубку радиотелефона. — Звони своим людям и скажи, что я тебя взял в заложники. И если они не выпустят Тамару, я всажу в тебя все те пули, что остались в обойме.
Барановский принял трубку радиотелефона, тяжело задышал, засопел, по лицу покатились крупные капли пота. Сдернул с лица очки, испуганно заморгал.
Но он пока еще не потерял присутствия духа, его мозг соображал.
— Знаешь что, Дорогин, давай переиграем. Бесполезно звонить, твою женщину на меня никто менять не станет.
— Это еще почему? Разве ты дешево стоишь?
— Никто не стоит тех денег, которые дадут за металл. За такие деньги убивают не задумываясь, ты это знаешь.
— Тогда давай сделаем по–другому: ты мне скажешь, где она, мы с тобой поедем и освободим ее.
— Нет. У меня другое предложение: давай разделим деньги, разделим на троих. С тобой и моим компаньоном. Худой мир лучше войны.
— Пока деньги меня не интересуют, мне надо освободить Тамару.
— Чего ты упрямишься? Заладил одно и то же! Освободят ее, когда металл окажется у меня.
— Долго ждать, — сказал Сергей.
— Что значит долго ждать?
— Ты же понимаешь, металл у меня не здесь, я оставил его у границы.
Глава 19
У Дорогина с Барановским состоялся долгий разговор. Но, если у людей есть желание договориться, они всегда приходят к компромиссу. Коля Сильнов и Овчаренко ждали босса у машины, и им строго–настрого было запрещено подходить к дому, тем более заходить в него. Охранников удивило, что их хозяин, человек, готовый выхватить оружие ни с того ни с сего, на этот раз вышел с пустыми
руками.
По его лицу охранники догадались, разговор был тяжелым. Иногда на лице Барановского появлялось удивительное выражение, понятное только охранникам, ведь они его знали давно и каждую гримасу на его немного одутловатом лице могли прочесть как раскрытую книгу. Рука Овчаренко была перевязана, но продолжала кровоточить.
— Ты как? — спросил у охранника Барановский.
— Я ни при чем, — сказал Овчаренко, — все пчела. Самая обыкновенная, мать ее… Села прямо на глаз… А если бы укусила?
— Слушай, знаешь, что было бы, может,лучше?
— Если бы она тебя в глаз укусила.
— Кость не задета? — в некоторой степени участливо осведомился Муму.
— Нет, но кровища хлещет, как из кабана.
— Это ничего, бывает хуже. Съезди к врачу, пусть перевяжет.
— Да–да, — сказал Барановский. К чему это относилось, охранники так и не поняли.
— Куда едем? — спросил Сильнов.
— Вы, ребятки, только за оружие не хватайтесь, сидите тихо. Давайте к городу, а там возьмете тачку. Дальше мы поедем вдвоем. И никуда не звонить! Я вас сам найду, понятно?
Услышать подобное охранники не ожидали. Но делать ничего не оставалось, босс приказал, надо выполнять. Когда машина находилась у кольцевой, Барановский увидел несколько частников, стоящих у автобусной остановки.
— Притормозите здесь. И вылезайте, доберетесь своим ходом. Деньги есть?
Охранники переглянулись. Барановский запустил руку в карман плаща, вытащил пачку денег в банковской упаковке и подал Сильнову.
— Это вам на таблетки и за тачку рассчитаться. Я сам вас найду.
— Мы же…
— Не ищите.
— А ты руку спрячь, — попросил Муму раненого Овчаренко.
— Ага, да–да, — Овчаренко перебросил кожанку через руку, скривился от боли.
— Все, ступайте, — резко приказал Барановский.
— Сам поведешь? — спросил у него Муму, когда
охранники уселись в частное такси.
— Я давно не водил, — признался Барановский.
— Тогда давай я. Садись. — Враги разговаривали вполне дружелюбно. Муму сел за руль джипа, повернул ключ, и машина понеслась сначала налево, затем направо.
— Я тебе покажу, куда ехать.
Через минут тридцать они уже съезжали на узкую двухполосную дорогу, ведущую к дачному поселку.
— Никогда здесь не был, — сказал Дорогин.
— Побываешь.
— Здесь твой дом?
— Не мой, — сказал Барановский и принялся протирать стекла очков. Он делал это так тщательно, словно от чистоты стекол могла зависеть его жизнь. — Порядок, — аккуратно усаживая очки на переносицу, пробурчал он. — Езжай быстрее!
Дорогин и так гнал тяжелый джип со скоростью сто десять километров в час, но не удержался от реплики:
— Могу скорее, машина не моя, — он переключил скорость, прижал педаль газа.
— Ну уж, не так! — бледнея, буркнул Барановский. — Ты уж совсем летишь как бешеный!
Дорогин сбросил скорость лишь на повороте. Двое мужчин напоминали экипаж гоночной машины. За штурмана был Геннадий Барановский, а за пилота — Сергей Дорогин.
— Вон тот дом вдалеке, видишь? Туда нам и надо.
* * *
Иван Иванович Токарев был невероятно зол на своего компаньона и приятеля по тюремным нарам. Все выходило совсем не так, как расписывал и предполагал Барановский. Абсолютно все, начиная с дурацкой поездки на границу, разборок с таможней, исчезновением ящиков с металлом, срывом договоренности с Конрадом Сведенборгом,
— Будь ты неладен! — бормотал, время от времени поглядывая в окно, Иван Иванович Токарев. — Чтоб тебя собаки загрызли, — чертыхаясь и бранясь, Токарев расхаживал по гостиной. Нервы уже сдавали.
«Не нравится мне все это, ой не нравится! Какого черта я послушал Барановского? Денег захотелось? Умеет, умеет, собака, охмурить человека. Белое может выдать за черное, а черное — за белое. Зачем я вляпался? К чему мне эти миллионы, которые, неизвестно еще, сможем мы заработать или нет. Уже появились трупы, а трупы — это совсем другая статья, это тебе не нелегальная торговля водкой. У меня же
